Алмазы - навсегда

Алферова Татьяна

Мальчик умоляюще прижал руку к груди, и Софи внимательно проследила за его жестом, задержавшись взором на верхнем кармане пиджака.

– Мсье Поль, не говорите глупостей, к тому времени, когда вам придет пора жениться, я состарюсь и буду далеко отсюда.

– Ты мне не веришь? Почему ты не можешь остаться со мной? Остаться в нашем доме до моего совершеннолетия?

Поль приготовился расплакаться. Светлые водянистые глаза заблестели, крупный неуклюжий нос неумолимо наливался румянцем, начиная с раздвоенного кончика; капризные губы задергали уголками мелко-мелко, как бабочка

крыльями. Его лицо, казалось, распадалось на части и только гладкие, как приклеенные, волосы удерживали крупную голову от разрушения.

– Ну-ну!
– Софи взяла за руку незадачливого поклонника.
– Что вы как маленький, в самом деле? Давайте вытрем глазки, носик, где ваш носовой платок, непослушный мальчик?

Она потянулась к нагрудному карману Поля, но тот отпрянул, жертвуя сладостным пленом своей руки. Софи вздохнула и продолжала с теми же убаюкивающими интонациями:

– Рано или поздно я исчезну, как мсье учитель, и вы не заметите этого, потому что у вас появятся другие дела - важные и важные знакомые, вам станет не до Софи, простой горничной.

– Это неправда!
– закричал Поль.
– Ты нарочно злишь меня! Зачем ты все время вспоминаешь "герра учителя"?
– последние слова он произнес явно кого-то передразнивая, но передразнивая плохо.
– Если бы он не был таким замшелым стариком, я бы решил, что между вами что-то есть! Я слышал однажды, как вы разговаривали на незнакомом языке. Ты думала, что вас никто не заметил, там, за лестницей, но я все видел! Я уверен, что брошь украл именно он!

Девушка растерялась, но отвечала быстро, понемногу обретая былую уверенность с оттенком простодушной наглости:

– Что вы такое говорите! О своем учителе! А почему я не могу перекинуться с мсье Гербертом парой слов на родном языке? Вы не знали, что я полячка по матери? А мсье Герберт прекрасно говорит по-польски. Иногда так скучаешь по языку на котором говорила в детстве. Вы просто-напросто не захотели совершенствовать свой немецкий, потому и учителя невзлюбили. А он рассказывал прелестные истории, между прочим. И про брошку - совершеннейшая глупость; не таков мсье Герберт, чтобы на - сами сказали - недорогую вещь польститься, репутацией и достоинством рисковать.

– А! Его истории...
– рассерженный Поль не задумался о том, как Софи могла услышать, а главное, понять истории, излагаемые противным стариком на немецком языке.
– Историями он себя и выдал. Помнишь, что он рассказывал про умершую графиню, от которой, якобы, получил кольцо? Кольца я у него что-то не видел, разве что его украли вместе с пальцем. Так вот, не умерла та графиня, и вообще, никакой графини не было.

– Правда?
– ехидно переспросила Софи.
– И художника С... не было?

– Художник был. Портрет существовал в реальности. Но написан он не с женщины.

– Ой, как интересно, - пропела Софи, - под обличьем графини скрывался мужчина? Кто бы мог такое предположить!

– Не мужчина и не женщина...
– мальчик сделал паузу.
– Кадавр. Слуга барона ***. А барон*** не кто иной, как наш герр учитель. Способность к гипнотизерству - это меньшее, чем он может похвастаться. Помнишь

его последний визит сюда? Ах, да, тебя же не было. Когда обнаружилась пропажа броши, мать немедленно заперла все двери и вызвала полицию, наказав садовнику, который в дом никогда не заходит, не отлучаться из сада. Дело в том, что утром она открывала сейф, чего обычно не делала, и своими глазами видела, что все лежит на месте. Полиция обыскала всех и все, и твою комнату тоже, - тут мальчик слегка покраснел, - и ничего не нашла. После чего отпустили приходящих слуг и учителя тоже - в тот день как раз были уроки. Так вот, садовник не видел, чтоб он выходил из дома. Получается, что он исчез из прихожей: вошел в нее, затворил за собой дверь с непрозрачными стеклами, а из наружной двери не вышел! Что ты на это скажешь?

Софи фыркнула: - Доверять показаниям садовника после двух часов пополудни нельзя. Все знают, что в два часа он наведывается в сарай, где его привлекают не лопаты и грабли, а припрятанная бутылка с красным вином. А если мсье Герберт и ваш барон, и вправду, одно и то же лицо, что невозможно, хотя бы из-за несовпадения по времени, лет-то сколько прошло с тех пор; то есть, такой весь из себя всемогущий, и глаза отведет, и загипнотизирует кого хочешь, - зачем ему слуги-кадавры? Или другие какие слуги. Зачем огород городить с лишними свидетелями преступления? Ведь кража - это преступление. Иной кадавр, может, и не виноват, что он кадавр, и его показания теоретически учитываются судом.

– Объяснение наверняка есть. Я что-то смутно припоминаю...
– мальчик не заметил издевки.

– Как?
– Софи начала сердиться, - У вас есть опыт по этой части?

– Подожди! То ли они, я имею в виду не деревенских колдунов, а современных...

– Девятнадцатый век, очень современно, - опять перебила девушка.

– То ли они, - спокойно продолжал мальчик, - не могут сами проходить сквозь стены, а слуги могут...

– Но вы же только что утверждали, что мсье Герберт прошел сквозь стены прихожей и вышел на другом конце света...

– То ли не могут прикасаться к металлу...
– гнул свою линию Поль.

– А как же золото, в которое оправляются алмазы, ведь вы приписываете бедному старику кражу алмазов?
– Софи неожиданно подошла к мальчику, подняла руки и принялась поправлять выбившиеся из прически пряди. Ее груди напряглись, растягивая низкий вырез платья и норовя выскользнуть на свободу, как два резвых плотных облачка из ноздрей рассерженного Борея.

Поль засуетился взглядом, облизнул губы, но продолжил скомканную фразу:

– К определенному металлу, к свинцу или железу, не помню. У нас, кстати, сейф из...

Дальше договорить он не смог, потянулся вперед внушительным носом: туда, в ложбинку меж двух колышущихся облачков.

– Ах!
– прошептала Софи, одной рукой обнимая мальчика за шею, другую отправляя в недолгое путешествие по его груди, для чего ей пришлось несколько изогнуться.
– Ах! Что это? Я укололась! Что у вас в кармане?
– с такими словами девушка проворно вытащила из нагрудного кармана ошалевшего Поля брошь с россыпью некрупных бриллиантов.