Almost blue
Шрифт:
– Витторио? Я тебе перезвоню. Обнаружили еще труп.
– Послушай, Рита… ты веришь в перевоплощение?
– Осторожнее, синьорина, не запачкайтесь… кровь свернулась, но забрызгано все до потолка.
Она себя чувствовала раздутой, словно шар. Такое было ощущение, будто живот круглится под платьем, выпирает бубликом. Она уж пожалела, что надела вместо джинсов платье. Не из-за живота, ведь все это ей только казалось, но потому, что, в сером шерстяном платье выше колена и в черных чулках, со стянутыми ремешками ботинок лодыжками, она
Парень был мертв по меньшей мере неделю, когда его обнаружили, а обнаружили его именно по запаху. Хозяйка дома, которая давно не видела своего жильца, поднималась время от времени и звонила в колокольчик, не получая ответа. Наконец этим вечером дверь оказалась приоткрыта, и сквозь щель просачивался сладковатый запах, резкий и тошнотворный, как от переваренного повидла. Запах смерти.
– Квартира однокомнатная, туалет, кухонный уголок. Тесная студенческая квартира.
Высокий бригадир держал себя любезно. Он даже из вежливости сдвинул повязку со рта, но тут же с гримасой отвращения вернул ее на место. Грация сглотнула, плотно сжав губы. Морщинка между бровями прорезалась глубже.
– Как выглядел труп? – спросила она.
– Настоящая бойня, синьорина. Тошно вспоминать. Судебный врач предполагает, что погибший был юношей лет двадцати; вполне возможно, это и был Паоло Мизерокки, студент, снимавший эту квартиру. К счастью, тело уже унесли.
– Я имела в виду, был ли он одетым или голым. И пожалуйста, не называйте меня синьориной.
– Вы правы, извините… я и не думал, что вы замужем, такая молодая. И потом, сейчас так обращаться не принято, даже официально…
– Инспектор Негро, пожалуйста. Обращайтесь ко мне «инспектор»… я не синьора, я ваша коллега.
Бригадир зарделся под своей повязкой. Прищурив глаза, уставился на Грацию, которая приподнялась на цыпочки, разглядывая что-то на втором ярусе подвесной койки; руки она сцепила за спиной, чтобы случайно за что-нибудь не схватиться. Нелегко было передвигаться по этой комнате. Пол замусорен: осколки стекла, книги, одежда, компакт-диски, обломки деревянной маски. Дверцы шкафа распахнуты, ящики выдвинуты. Тумбочка опрокинута. Плакаты содраны со стен; постер Памелы Андерсон, смятый, валяется в углу. Только письменный стол, компьютер и вращающееся кресло были невредимы и находились на своих местах. Чистые, без пятнышка.
– Конечно, он был голым, – подтвердил бригадир. – Поступила телефонограмма с приказом, чтобы вам сообщили, если обнаружится голый труп, поэтому-то вы и здесь, инспектор.
Широкими шагами, высоко поднимая ноги, ступая на цыпочках, чтобы ничего не раздавить, Грация подошла к письменному столу. Сунула руки под расстегнутую куртку
– Могу я как можно быстрее получить фотографии отпечатков? – спросила она.
– Будьте уверены, инспектор, – произнес бригадир с сарказмом, – наших отпечатков там нет. Капрал, который выключил компьютер, был в…
Грация резко обернулась, коснувшись подбородком ворота куртки; ткань зашуршала.
– Вы все сохранили перед тем, как выключать, – быстро проговорила она. – Разумеется.
– Разумеется, – отозвался бригадир, но не сразу; глаза его как-то странно сверкнули, а улыбка под марлевой повязкой внезапно стерлась.
«Дерьмо», – тихо-тихо, одними губами прошептала Грация, обхватив руками поясницу, но бригадир, наверное, все понял по ее глазам, потому что опять покраснел.
– Могу я поговорить с капралом, который выключил компьютер? Сейчас, немедленно? – То был уже не вопрос, а приказ, и бригадир тут же кивнул, сунул руки под широкий красный пояс и застыл в нерешимости, чуть согнувшись, словно в ожидании дальнейших поручений.
– Ну а как же… конечно. Канавезе! Сюда, живо!
Канавезе дышал воздухом у единственного в комнате, чуть приоткрытого окна. С недовольной гримасой он оторвался от щели, но едва увидел Грацию, стоявшую рядом с бригадиром, как лицо его расплылось в улыбке. Капрал охватил ее быстрым взглядом – губы, грудь, ноги – и двинулся вперед; сапоги, кобура и белая портупея решительно заскрипели. Он тоже был высоким, как и бригадир.
– Журналистка? – осведомился он, но потом заметил бейджик. – А… своя… И премиленькая… лучше наших теток, да, бригадир? Я всегда говорил, что в полиции…
Грация опустила веки, потупилась и тут заметила, что Канавезе стоит на листе бумаги, по которому протянулась, словно разрезая его надвое, красная полоса. Шествуя от окна, он без стыда и совести раздавил все, что попалось под подошвы его скрипучих карабинерских сапог. Грация вздохнула, помотала головой. Бесполезно спрашивать, сохранил ли он данные, прежде чем выключить компьютер.
– Вспомните, было ли что-нибудь на экране? Документ… программа… какая-нибудь надпись…
Канавезе пожал плечами и покачал головой.
– Я в этих вещах не разбираюсь, – сказал он, – но вообще-то экран был весь черный, по нему двигалась какая-то оранжевая надпись… да я не стал читать.
– Это можно восстановить, – заявил бригадир, – у нас такие спецы в отделе информатики, что с того света файлы вытащат…
– Ни к чему, – буркнула Грация, – это была заставка, она появляется, когда прекращаешь работу, и нужна для того, чтобы… не важно.
– Но чуть только я дотронулся до стола, надпись пропала, – продолжал Канавезе; сунув палец под берет, он почесывал у себя за ухом. – Погодите… эта штука, как ее там…
– Монитор, – подсказала Грация.
– Ну да, он самый… – Канавезе провел ребром ладони по выпуклому стеклу экрана. Бригадир протянул было руку, чтобы ему помешать, но Грация резко мотнула головой: пусть, мол, делает, что хочет. – Там была голубая черта посредине и сверху два желтых квадратика, а в них что-то понаписано.