Алое восстание
Шрифт:
— Мой дядя высосал тогда весь яд.
Микки смеется:
— Да ну, сказки все это. Змеиный яд невозможно высосать весь, он до сих пор у тебя в крови и заставляет сердце быть сильным, чтобы жить. Ты у нас особенный, такой же феномен, как я.
— Значит, я не умру? — спрашиваю робко.
— Нет-нет, что ты! Бояться больше нечего. Поболит еще, конечно, тут никуда не денешься, но риска для жизни никакого. Скоро начнем делать из тебя бога. Был алым, станешь золотым — жена родная не узнает.
Этого-то я и боюсь.
Когда мои глаза вынули и заменили золотыми, я совсем
Все, все тут не мое! Кожа слишком нежная и гладкая, ни единого шрама — я не помню ее такой. Мне незнаком даже вид собственных ладоней. Как меня узнает Эо, если я сам себя не узнаю?
После глаз ваятель приступает к волосам. Все меняется.
Потом настает очередь физиотерапии. Вначале я просто медленно хожу по комнате под руку с белокрылой Эви. Мы молчим, каждый занят своими мыслями, у каждого свои воспоминания и страхи. Тишину нарушает только Микки, когданавещает меня. Никогда не упускает случая пошутить о том, каких очаровательных детишек мы бы с ней нарожали.
Однажды Микки даже притащил с собой цитру, старинную и дорогую, с деревянной, а не пластиковой декой. Я был рад, и хотя петь не стал, сыграл несколько печальных песен, которые знают и поют только у нас в Ликосе. Они с Эви слушали, и мне показалось, что ваятель, хоть это на него и не похоже, понимает и такую музыку, ее красоту и важность. Микки ничего не сказал, но спокойное выражение его лица, когда он сидел и слушал, мне понравилось.
Просыпаюсь как-то утром и слышу голос Гармони.
— А ты покрепче, чем я поначалу думала.
— Где ты пропадала? — спрашиваю, открывая глаза.
Она вздрагивает от моего золотого взгляда.
— Искала доноров… Полагаешь, мир должен остановиться, если ты валяешься здесь? У нас было полно работы. Микки сказал, ты уже можешь ходить?
— Я становлюсь сильнее день ото дня.
— Но пока ты недостаточно силен, — хмыкает она, меряя меня взглядом. — Смахиваешь на жирафа-сосунка… но я тобой займусь.
Мы спускаемся через клуб в грязноватый гимнастический зал, тускло освещенный серными лампами. Каменные плиты пола приятно холодят босые ноги. Иду уверенно, голова больше не кружится, и это хорошо, потому что Гармони не берет меня под руку, а вместо этого указывает куда-то в центр зала.
— Специально для тебя купили, — говорит она, показывая на два странных серебристых устройства. Они висят в окружении металлических проводов и похожи на доспехи, которые носили рыцари древних времен. — Это концентраторы мышечной тяги.
Залезаю в один из комплектов. Сухой гель
Гармони опускает лицевой щиток мне на глаза.
Мое тело по-прежнему находится в зале, но я вижу вокруг скалистый марсианский пейзаж. Я бегаю и прыгаю день за днем, преодолевая сопротивление машины, которое нарастает не только в зависимости от воспроизводимой ситуации, но и по желанию Гармони. Выбрать можно и другую местность — земные джунгли, где я соревнуюсь в беге с пантерами, или изрытую кратерами поверхность древней Луны, еще до освоения человеком. Однако меня неизменно тянет домой на Марс с его красными скалами и опасными ущельями. Иногда Гармони надевает другой костюм и мы бегаем наперегонки.
Она не жалеет меня — такое впечатление, что хочет загнать насмерть, — но я не сдаюсь.
— Если тебя не тошнит во время тренировки, значит недостаточно стараешься, — смеется она.
После такой беготни болит все тело от головы до пяток. Девушки Микки делают мне массаж каждый день. Несмотря на усталость, получаю массу удовольствия, но когда просыпаюсь три дня спустя, меня выворачивает наизнанку. Зажмурив глаза, трясусь в ознобе, слушая поток ругани за дверью.
— Надо все делать по науке, злобная ты ведьма! — орет Микки. — Он станет шедевром моего искусства, но только если ты не смажешь краску на холсте, пока она не высохла. Не порть мою работу!
— Он должен стать совершенным! — парирует Гармони. — Скажи, Танцор! Если он покажет слабость хоть в чем-то, в училище его раздавят, как клопа.
— Это ты хочешь его раздавить! — вопит Микки. — Ты его портишь! Его организм еще не готов к таким нагрузкам.
— Он не возражал.
— Потому что не знает, что может возражать! Танцор, она же понятия не имеет о биомеханике, запрети ей трогать моего парня!
— Это с каких пор он твой? — смеется Гармони.
Микки говорит уже спокойнее:
— Танцор, послушай, Дэрроу сейчас — как призовой жеребец из тех, что были на Земле. Красавец, способный скакать сколь угодно быстро, только погоняй. Быстрее, еще быстрее — пока не разорвется сердце и он не упадет замертво.
После долгой паузы раздается голос Танцора:
— Арес, помню, как-то сказал: чем жарче огонь, тем крепче сталь. Гоняйте парня.
Забыв про тошноту, чувствую вскипающий гнев. Микки сомневается в моей силе? Ну-ну. Да и Танцор напрасно считает меня своим послушным орудием. На Гармони я не сержусь. В ее голосе, в глазах я ощущаю родственную душу. Она тоже кого-то потеряла, это читается на здоровой половине лица. Она не интриганка, как Танцор и его хозяин Арес, и гнев нас переполняет одинаково, делая все прочее мелким и незначительным.