Пусть я забыл и ты забыла:Когда-нибудь вдруг вспомним мыПобег наш из Москвы постылойВ Пальмиру на краю зимы.Laternam magicam вращая,Мы вновь увидим дальний годИ попадём в преддверье рая —В осенний невский небосвод.Ты помнишь вечер в коридореИ отражения в воде?Ты помнишь утреннее мореИ пробуждение в нигде?Ты помнишь за окном мерцаньеЧужих созвездий и дворовИ крошечное расстояньеДвух
слов, двух мыслей, двух миров?И петербургскую погоду —От холода ли эта дрожь?Как чудом не свалились в воду,Как вид с Исакия хорош,Когда по лестнице кружащейМы вознеслись, увидев вдругКак на ладони, настоящейГрядущей жизни крест и круг.
«Уже стемнело. Летним садом…»
Уже стемнело. Летним садомПройдёмся мы в последний раз.Белеют боги. Странным взглядом,Как нищие, глядят на нас.Давай на память. Две монеткиИсчезли в зеркале воды.И весело шуршали веткиЗа две минуты до беды.
Саврасов «Грачи прилетели»
Погода начала к весне ломаться,Теплее стало – вот и прилетели,И, словно дети малые, резвятсяНа зимней неразобранной постели.Земля и небо, церковь, снег и воды,Три домика, над ними колокольня,А за забором даль и ширь природы,Душа глядит – и ей уже не больно.Ей чудится возвышенная силаВ берёзах тонких, в очертаньи храма,И кажется, что всё в себя вместилаКакая-то невидимая рама.То ль прилетели, то ль во сне приснились —Постойте, колокольни, не трезвоньте! —И словно бы нечаянно скрестилисьДве веточки на тёмном горизонте.
«Мелькнёт любимое лицо…»
Мелькнёт любимое лицоВ последний раз, как бы случайно, —И сделаешься подлецом,И нет прощенья на прощанье.И вспомнишь 108-й псалом:Злодея не ведут на плаху, —Проклятье сам наденет онИ подпояшет, как рубаху.И неожиданно поймёшьПод лампою дневного света,Что жизнь прожитая есть ложьИ что ты поздно понял это.
«В воздухе, забытом на перроне…"
В воздухе, забытом на перроне,Как окурок пахнущем, сухом,В золотой заоблачной короне,В тишине над письменным столом,На песке нагретом возле моря —То есть в детстве, вдруг родился звук,И ни с кем не ссорясь и не споря,Как кузнечик, выпрыгнул из рук.
«Пусть всё рассыпалось на части…»
Пусть всё рассыпалось на части —Заройся в осень с головой.Забудешь хлопоты о счастье —Услышишь ветер над листвой.Всё кончено. Войди в осенний,Сквозной, почти прозрачный лес,Где пятна света, пятна тениИ жизнь протёрлась до чудес.
«Пока все спят, душа ушла из дома…»
Пока все спят, душа ушла из дома,На цыпочках, сняв туфли, не дыша,Как женщина, сбежавшая к другому,И не взяла с собою ни гроша.Мы здесь живём: в шкафу стоит посуда,И на окне – растения в горшках…Она уже так далеко отсюда,Что будет взрыв – и всё вернется в прах.
«Мы
словно тени на песке…»
Мы словно тени на песке —Сыпучем и горячем,И мы висим на волоске,И мы едва не плачем, —Давай заплачем, – может, вдругК чему-то прикоснёмсяИ детский ощутим испуг,И, может быть, проснёмся.
«В темноте, как будто под водою…»
В темноте, как будто под водою,Движется какая-то машина.Путь её не освещён звездою,Фонари бросают свет под шины.Что же нам с тобой теперь осталось —Нам, стоящим на ночном пороге?Иероглиф «жэнь», что значит: «жалость»:Две полоски на сырой дороге.
«Что в старости может присниться…»
Что в старости может присниться,Когда от мороки земнойОстанется счастья крупицаДа шорох листвы за стеной?Наверное, жаркое лето,Мальчишечья беготня,Дорожка из тени и света,Что в лес уводила, маня…
Восточный базар
Я в прошлое вхожу, как в крытый рынок,Где по бокам встают былые болиИ руки тянут мне, и жуть ужимок…Я сквозь себя иду помимо воли.Как много здесь всего: коробки, склянки…На разных языках зовут торговцы…Блестят рубины – маленькие ранки…Одежды сбились в груду, словно овцы…И с потолка зелёные молитвыСвисают вниз с надеждой на спасенье…И с этим скарбом не пройти по бритвеИз вони специй – в воздух воскресенья.
«Запах сирени, и детство, и дождь на балконе…»
Запах сирени, и детство, и дождь на балконе,Скоро обедать, и Тютчев с пятном на странице…Жизнь перешла через холм – и на западном склонеВспять оглянуться впервые уже не боится.Шины как пахнут отцовского велосипедаСлышит душа и сквозь толщу земли прозревает…Прыгает в прыгалки девочка – дочка соседа…Бабочка смятая из-под сачка вылетает…Небо в сияющих лужах и мачта из спички…Я не люблю бледнолицых, я друг краснокожих…Сосны шумят… Возвращается к счастью привычка,Нужно лишь вспомнить, на что это было похоже…
«Двадцать первый век еще страшнее…»
Двадцать первый век еще страшнее,Только почему-то не больнееОщущаешь эту страшноту…Оттого, что он ненастоящий —Как дельфин, на берегу лежащий.Этот век – как кислый вкус во рту.Покарябай кожу у дельфина —Как картон она. И вот картина:Афродита вышла из воды.Ну признайся, это невозможно…Подойди, притронься осторожно —Никого. Лишь пустота и ты.
«Облако тяжёлое, резное…»
Облако тяжёлое, резноеНад ковром, сплетённым из травы.Небо голубое, неживое.Чуть позвякивает жесть листвы.Продолжая жёсткую картину,Взгляд стальной отметим у реки.Ветер упирает иглы в спину,Пляшут солнца злые огоньки.Человек, бряцающий кимвалом,В этой инсталляции живёт.Через ветви смотрит, как в забрало.Только тем и мягок, что умрёт.