Алпамыш
Шрифт:
Доброе, худое часто узнавал,
С Алпамышем я встречался, пировал, —
Слышу я впервые, что существовал
Там какой-то бек, по имени Ултан.
Иль из-под земли он появился там,
Иль с небес упал неведомый султан?
Я таких чудес не слыхивал вовек.
Видно, самозванец этот человек, —
Никогда
Из какого к ним он племени пришел,
От кого он званье бека получил?
Кто ему дела Конграта поручил?
Странный ваш ответ мне душу омрачил.
Что произошло с конгратскими людьми?!
Это слово Алпамыш сказал, и караванщиков оно задело немного:
— Чего он к нам пристал со своими напоминаньями? Обругать его — совсем не отвяжешься. Не разговор — несчастье! Только-только, устав с пути, пришли на ночлег — вытянули ноги, а он привязался — отдохнуть не дает!
Пошептавшись между собой, сказали Алпамышу караванщики так:
— Это говоря, поменьше б ты шумел.
Хоть бы перед дерзким словом онемел!
Сам бы на того Ултана поглядел, —
Понял бы, что лучше не иметь с ним дел.
Разве есть его жестокости предел?
Сто раз десять тысяч доблестных людей
Все равно не ставит ни во что, злодей!
Если б он услышал имя «Алпамыш»,
Ты уже висел бы там, где ты стоишь.
Нам ты это все напрасно говоришь,—
Помни: мы не знаем слова «Алпамыш»!
Услыхав эту речь, Алпамыш подумал: «Дай-ка я покажу им себя!» Подумал — и руку положил на алмазный булат.
«Э, — сказали караванщики, друг на друга посмотрев, — странник этот в уме ли не тронулся? Беды не наделал бы!»
Растерялись они, головы у них от страха помутились, — на кучки они разбились.
Приблизился к ним Алпамыш, сказав:
— Меж собой о чем вы шепчетесь тайком?
Если Алпамыш и не был вам знаком,
Познакомить вас могу с его клинком, —
Изрублю — жалеть не буду ни о ком!
Сладкая моя душа мне не сладка!
Слишком, видно, память ваша коротка.
Ради вас в зиндане я семь лет лежал,
Из темницы вражьей храбро убежал.
Знайте же, что я — тот самый Хакимхан!
Сколько я мечом врагов уничтожал!
Весь калмыцкий край передо мной дрожал!
Думаете,
Думаете, в шутку смертью угрожал?.. —
Хакимхан в тот час был страшно разъярен.
Своего коня мгновенно вздыбил он,
Свой булат алмазный вырвал из ножон —
Караванщикам сулит погибель он.
Души тех людей от страха вышли вон.
Каются — и каждый рад бы в этот миг
Вырвать сам себе лукавый свой язык, —
Прок-то в покаяньи позднем невелик:
Вылетело слово — не влетит назад!
Молят, но Хакима беспощаден лик,
Молнии грозней Хакима грозный взгляд,
Молвит он в раздумьи, свой держа булат:
«Осень не настала — не увянет сад.
Дать пощаду им — Ултана известят:
Если окаянный этот пес Ултан
Будет знать, что я вернулся жив-здоров,
Он убьет меня иль заточит в зиндан,
Угнетатель подлый, самозванный хан!..»
Будучи столь сильным гневом обуян,
Перебить решил он встречный караван.
Бросившись на них с намереньем таким,
На душу тяжелый грех берет Хаким.
Караванным слугам было невдомек, —
Кто б его узнать в таком обличьи мог?
Если для несчастья наступает срок,
Сколько слов пустых наговоришь невпрок!
Видя, что конец их смертный недалек,
Потеряв рассудок и не чуя ног,
С воплем — кто куда — бросаются они,
Под обрыв крутой спасаются они.
Но крутой овраг Хакиму нипочем, —
Он их достает и там своим мечом.
Что несчастным делать с грозным силачом?
Всех переловил, убил под кручей он,
Трупы навалил огромной кучей он,—
Столь ужасным гневом был он ослеплен!..
Едет дальше грозный сокол, бек Хаким,
Едет на Чибаре он путем своим.
Ночь темна, а день затмила пыль, как дым.
Байчибар бежит по тропочкам крутым,