Альпинист. Книга 2
Шрифт:
— А сейчас?
— Сейчас у нас нет времени. Для замены понадобиться часа три-четыре, не меньше. Нужно выходить до штурмового лагеря. Андрей, тебе решать, как поступить дальше, ты руководитель группы.
— Уверен, что удастся реанимировать рацию? — спросил я.
— Дал бы сто процентов гарантии, но сам понимаешь, на Победе такое никто дать не может. Но процентов девяносто обещаю. Там ничего сложного, просто пару болтиков открутить нужно и предохранитель перекрутить. Ну и волны потом подстроить. Время на это нужно, но технически ничего сложного.
— Хорошо, — после пауз ответил я. — Тогда так и сделаем. Раз получен приказ идти
— Отлично! Тогда нужно сообщить другим.
— Нет! — почти крикнул я.
Сообщать о том, что у нас не работает рация ни в коем случае нельзя. Может возникнуть паника. Да и парня с пистолетом тоже радовать не стоит. Пусть все думают, что все идет по плану.
Это было рискованно. Слишком рискованно. Рация — единственная ниточка, соединяющая нас и лагерь. Но возвращаться вниз сейчас нельзя — встретим метель и погибнем. Оставаться на месте тоже нет смысла. Нужно идти вверх, на пик Важа Пшавела, где и устанавливать штурмовой лагерь и чинить рацию.
За завтраком я сообщил всем, что через полчаса мы будем выходить. Эта новость была ожидаемой, и все оживились.
Начали сборы.
Я обратил внимание, что чем выше мы поднимаемся, тем больше у нас уходит времени на сборы. Видимо, сказывается общая усталость и затрачивается время на готовку завтрака — греть его приходится дольше.
«Чей рюкзак? Кто же его возьмет?» — я нервно переваливался с ноги на ногу, наблюдая за тем, как группа разбирает рюкзаки. Синих было три. Стандартная модель, стандартный цвет. Но у того самого, в котором я нашел пистолет, была одна отличительная черта — завязки черного цвета. У других белые. Один взяла Леся, второй — Клим. А вот третий, с черными завязками… Марк.
Вот так поворот. Впрочем, если подумать, то кто же ее? Марка никто не знал, он появился в самый последний момент. Наверняка его протолкнул Кайрат Айдынович с трудом, но успел, в нашу группу именно для этих целей — остановить восхождение.
Значит, Марк Альшевский. Я пригляделся к парню. И он сразу мне начал нравиться еще меньше. Ведь недавно подвязался ко мне веревки проверять, расспрашивал все, что-то вынюхивал.
Мы выдвинулись в путь. Я поменял расстановку, поставив Марка ближе всех к себе. Также рядом поставил Володьку — он поможет, в случае, если противник начнет внезапно атаковать. Впрочем, я не думал, что он это сделает именно сейчас.
Мы начали восхождение. Участок между третьим лагерем на 6200 метров и пиком Важа Пшавела на 6700 метров всего лишь пятьсот метров. Но эти пятьсот метров кажутся пятью километрами. Тут нужна предельная сосредоточенность и физическая сила. И бессонная ночь давала о себе знать.
Снег был плотный, но кое-где виднелись свежие сходы и глыбы льда, не большие, но оптимизма не прибавляющие. Пару раз попадались надувы рыхлого снега, с человеческий рост. Правда, между ними шли заструги плотного фирна, по которому было приятно идти — плотный, многолетний слежавшийся снег был практически как асфальт.
Прошли метров сто и остановились. Нужен был отдых. Воздух словно пустой — дышишь, гребешь его всеми легкими, но надышаться не можешь.
— Смотрите! — сказал Генка, доставая из снега веревку, больше похожую на лохмотья.
— От прошлых экспедиций видимо осталось, — сказал я.
Не к месту вспомнились истории Молодова о покорении Пика Победы, о том, сколько людей погибло и сколько вернулось. Счет был в пользу Победы, причем очень большой, вернулось с горы мало
Еще через сотню метров встретили каменный бастион, который пришлось обходить слева. Повезло. Там была провешена веревка от той же старой экспедиции, по которой первым забрался на свой страх и риск Генка и помог подняться остальным.
Первым после Генки поднялся Марк.
— Давай руку! — сказал он, помогая мне подняться.
Я на мгновение замешкался. Подумал — а ведь если он в самый ответственный момент, когда я оторву ноги от снега и поднимусь на несколько метров вверх, он меня отпустит, то мне не жить. Шмякнусь на фирн, отобью себе все внутренности, а то и голову могу разбить. И никто ничего не поймет. Случайность. В горах такое бывает.
— Держи! — повторил Марк.
Я схватил его за руку, вцепился так, что даже если он захочет отпустить, то это у него не получится. И только когда поднялся, облегченно выдохнул.
— Давай следующий! — крикнул Марк.
Я тут же встал рядом, помогая остальным ребятам подняться наверх.
С места, где мы шли, открывался великолепный вид на весь гребень Победы, на Китай и на пустыню Такла-Макан. Пустыня почти упиралась в гору с другой ее стороны, ледник Победы подпирал ее, и казалось что это какая-то древняя схватка двух великанов, медленная, вне времени, которая когда-то все же закончиться чьей-то победой.
Пока преодолевали преграду, испортилась погода: подул ветер и пошел снег, что только замедлило наше восхождение. Идти нужно было предельно осторожно, потому что если поскользнешься, то пиши — пропало. Лететь не много, упадешь на ледяные торосы, не убьешься, но руки-ноги переломаешь наверняка. А это равносильно смерти.
Двести метров пути и три часа как не бывало. Никогда я не думал, что на такой участок необходимо столько времени. За бастионом, который мы преодолели, оказалось очень много снега. Местами проваливались по грудь, и приходилось практически рыть траншею, чтобы хоть как-то продвигаться вперед и выбраться из засады.
Видимость упала метров до пятидесяти. Затуманило. Вновь пришлось остановиться.
— Как состояние? — спросил я у ребят и все лишь кивнули — на слова уже не было сил.
Я и сам едва не валился с ног. Тяжело. Предельно тяжело. И только теперь я понял, насколько все было опасным, о чем нам не раз говорили и Молодов, и Дубинин. Я ощущал, что отчаяние начинает подкрадываться к мне, душить и не давать нормально мыслить. Я и сам не понимал, почему так происходит, но предположил, что это связано с усталостью.
Глянул на Марка. Он держался хорошо, хоть и было видно, что испытание для него изматывающее. Остальные тоже выглядели не лучше. Особенно тяжело было девушкам. Если Леся еще как-то держалась, то Маринка при любом удобном случае садилась и просто ела снег, дыша тяжело, с присвистом.
Но нам повезло, когда-то должно же было повезти? Глубокий снег кончился, началось небольшое фирновое поле, оканчивающееся скалой, похожей на парус. Я сразу же вспомнил слова Молодова. Он рассказывал об этом парусе. Там, в левой части скалы, есть хорошая ровная платформа, защищающая от ветра и свободная практически всегда от снега. Там можно поставить палатку и отдохнуть. Обычно ее проходят, потому что до самого Важи Пшавела остается не много и группы в основном идут туда. Но сейчас я решил, что идти дальше мы не будем — погода дрянь, а группа измотана до невозможности. К тому же нужно чинить рацию. А лучшего места для ночевки не придумать.