Алрой
Шрифт:
«Так обыщите его!» — нетерпеливо выкрикнул Шерира, — «Делайте что хотите, только подайте-ка мне еще бутылку! Это греческое вино — лучший из трофеев. Эй, там, не спите! Разожгите посильнее огонь! А ты, Кислох, противник жестокости, не вешай его, а зажарь!» — расхохотавшись, закончил Шерира.
Разбойники приготовились обыскивать Алроя. Тот заголосил: «О, друзья мои! Да, да, друзья! Отчего нам не быть друзьями? Пощадите меня! Я молод, беден и ни в чем не повинен! Я не лазутчик и не торговец. Я пилигрим!»
«Пилигрим,
«Он говорит слишком складно, чтоб говорить правду,» — подал очередную мысль Кислох.
«Говоруны, как правило, — лжецы!» — провозгласил Шерира.
«Потому-то Кислох самый красноречивый среди нас!» — заметил один из разбойников.
«Рискованная шутка. Веселье доведет от вина до кинжала!» — парировал Кислох.
«Кончайте свару! Обыщите вы его наконец?» — вмешался Шерира.
Разбойники схватили Алроя, стали обыскивать.
«Атаман! У него на груди спрятана драгоценная вещица!»
«Ты был прав, Кислох!» — примирительно похвалил шутник.
«Давайте-ка это сюда!» — крикнул Шерира.
Мгновенно вспомнил Алрой напутствие Джабастера: «Лучше смерть, чем жизнь без талисмана.» Мысль эта придала пленнику силу и решимость обреченного. Он вырвался из цепких рук, выхватил из костра горящую головню и, угрожающе размахивая ей, встал в оборонительную позицию.
«Он храбрый малый. За это заплатит жизнью.» — спокойно заметил Шерира.
«Командир!» — с дерзостью отчаяния закричал Алрой, — «Слушай меня внимательно! Я пилигрим, я беден, как нищий. Вещь эта — не украшение, а мой священный талисман, для тебя пустая безделица, для меня она — дороже жизни. Но о моей жизни не заботься, бойся за свою. Кто приблизится ко мне — умрет. Добром прошу — отпусти!»
«Убить его,» — сказал Шерира.
«Кинжалом заколоть!» — уточнил Кислох.
«Давай сюда украшение!» — гаркнул один из шайки, не решаясь подойти к Алрою.
«Бог Давида защитит меня!» — в исступлении закричал Алрой.
«О, да он иудей!» — воскликнул Шерира, взволновавшись настолько, что даже встал с ковра, — «пощадим его, ведь и моя мать была еврейкой!»
Бандиты, приготовившиеся исполнить предыдущий вердикт атамана, опустили оружие, попятились назад. Алрой по-прежнему пребывал в боевой готовности.
«Доблестный пилигрим,» — непривычно мягким голосом заговорил Шерира, подвигась к своему пленнику, — «ты держишь путь в святой город?»
«В город предков!»
«Смелое предприятие. Откуда следуешь?»
«Из Хамадана.»
«Изнурительный путь. Тебе нужен отдых. Как тебя зовут?»
«Давид.»
«Ты среди друзей, Давид. Ты в безопасности. Располагайся, отдыхай. Я вижу, ты колеблешься. Тебе нечего бояться. Вечно живая в моем сердце память о матери — порука тому.» Тут Шерира достал кинжал из ножен, наколол им руку и, окровавленную, протянул
«Я дал клятву, и она принята,» — сказал атаман разбойников, удовлетворенный жестом Алроя, — «Я никогда не изменю тому, в чьих жилах течет моя кровь.» Сказавши это, Шерира взял Алроя за руку, усадил на свой ковер.
4.4
«Ешь, Давид,» — сказал Шерира.
«Я буду есть хлеб,» — ответил Алрой.
«Неужто за три недели в пустыне ты так пресытился свежим мясом, что откажешься от молодой газели? Сегодня утром я убил ее своим копьем. Нежный вкус, халиф позавидует.»
«Не сомневаюсь, но прошу хлеба.»
«Бери то, что тебе по нраву, хоть и странно это — предпочесть простой хлеб великолепнейшему мясу.»
«Благодарю, добрый Шерира. Касательно мяса у евреев особые законы.»
«Я что-то слышал об этом от матери — она еврейка. Отец курд. Я в выигрыше всегда, кто бы ни был у всевышнего в фаворе.»
«Бог один, а Магомет — его пророк,» — провозгласил Кислох, — «пью за твое здоровье, иудей!»
«Присоединяюсь,» — заявил другой разбойник, — «Мой отец был гебром, из Эфиопии. Все свое состояние он пожертвовал для дела веры. Результат — его сын гол, как сокол.»
«А я — индиец, и верю в золотую фигуру божества, что пребывает в храме в Дели,» — сказал темнокожий разбойник, обладатель быстрых и блестящих глаз.
«У меня нет веры,» — признался черный негр, сверкая белозубой улыбкой, — «но если б я поверил, то непременно в твоего бога,» — добавил он, обращаясь к индийцу.
«Я всегда хотел быть иудеем, моя мать была хорошей женщиной,» — глубокомысленно произнес Шерира.
«Евреи богаты,» — заметил кто-то.
«Прибудешь в Иерусалим и там увидишь христиан,» — сказал Шерира Алрою.
«Христиане — неверные, проклятые гяуры. Мы все против них,» — заявил Кислох.
«С их белыми лицами!» — сказал негр.
«С их голубыми глазами!» — добавил индиец.
«Чего хорошего можно ждать от людей, живущих в странах, где не светит солнце!» — заключил сын выходца из Эфиопии.
4.5
Алрой проснулся после полуночи. Бравые разбойники безмятежно спали. Луна в небе. От костра остались тлеющие головешки. Тяжелые тени висели над амфитеатром. Алрой осторожно переступал через тела спящих. Он не арестант, но можно ли полагаться на заверения в дружбе этих людей вне закона? Захотят — и друга превратят в раба, или, что не лучше, возьмут к себе в ученики. А как же цель высокая? Нет, оставаться здесь нельзя. Алрой бесшумно влез на стену, спустился с другой стороны, обогнул ионический храм, служивший ему маяком, прошел по главной улице и, проделав путь в обратном порядке, вышел из городских ворот.