Алрой
Шрифт:
Смутный страх преследования гнал беглеца вперед и вперед, заставлял забыть об отдыхе, еде, питье. А пустыня становилась все горячей. Исчез пропитанный ароматом растений освежающий ветерок. Природа замерла. Тревожно и тихо, предвестие худого. Воздух вновь пришел в движение. Горячий ветер обжигает щеки. Жажда. Песчаные холмы кружатся перед глазами. Тяжело дашать, тупая боль в мозгу, язык распух. Силы убывают, жар лишает воли. Уныние сменилось отчаянием, конец которого — смирение с судьбой. Напрасно озирается беглец — помощь не придет. Серое, мутное небо поглотило горизонт
Удушливый горячий ветер — жители тех мест его завут «симум» — взвихрил от земли до неба тучи песка. Свистящее дыхание симума убивает живое. Алрой теряет силы, и с ними мужество и воля покидают его. Он гибнет. Он не дойдет, не отыщет, не завоюет, не спасет, не воцарит. Если не спастись от смерти, то хоть умереть со славой, но и слава ускользает… Здесь, в начале своего пути он примет смерть. Он опустился на колени. Все, что ему осталось сделать — успеть попрощаться с мечтой и с жизнью.
«О, жизнь моя! Пока виднелась впереди — горька казалась, дошел до конца и плачу о том, что сладость твою не угадал. Теперь прощай! Мирьям, сестра, и ты прощай! Не видать мне более ни красы твоей, ни заботы, ни доброты. Прощай, наставник мой Джабастер. Учеником, не успев науку превзойти, покидаю мир. Прощайте дядя, дом, Хамадан. Прощай, дикая природа, ты берешь жизнь мою. Слава? Я не вкусил тебя. Святая земля? Я не достиг тебя. Иерусалим? Я не удостоился видеть тебя. Прощайте!» В смертный свой час человек одинок.
Обессиленный, Алрой окончил высокопарную речь. Летящий песок в бурый цвет окрасил воздух. Не стало ни неба, ни солнца, ни света, ни тьмы. Стихия необузданной пустыни вручила ей свою жертву.
Глава 5
Господин Хонайн спасает Алроя
5.1
«Близок пустыни конец! Увидим долину цветущую, реку полноводную, берега зеленые. Насладимся красой и прохладой. Чем мы хуже халифа? Алла-илла, Алла-у. Алла-илла, Алла-у!»
«Благословен пребывший у могилы Пророка. Счастлив разбогатевший на далеких рынках. Доволен разжившийся самоцветами востока и шелками Самарканда. Алла-илла, Алла-у. Алла-илла, Алла-у!»
«Тебе, благородный купец, рады в святой мечети и на шумном базаре. Примешь награду за почетный свой труд. Алла-илла, Алла-у. Алла-илла, Алла-у!»
«Верблюд запнулся, Абдалла. Глянь-ка, что там на дороге.»
«Клянусь гробом Магомета, это мертвец! Несчастный. Нельзя паломнику идти пешком. Набожность без разумения есть глупость. Пришпорь верблюда, прочь от трупа!»
«Впрочем, погоди. Пророк заповедал нам милосердие. Последуем его завету. Обследуй тело, нет ли жизни в нем?»
Из Мекки в Багдад возвращался караван. Один дневной переход оставалось преодолеть ему, чтобы достичь реки Евфрат. Радостный хор путников приветствовал родную щедрую землю. Тысячи нагруженных товарами верблюдов тянулись бесконечной
Абдалла — любимый слуга почтенного купца Али. Выполняя приказ господина, он слез с верблюда и принялся разглядывать неподвижное тело Алроя.
«Курд, судя по одеянию!» — провозгласил Абдалла, — «и чего ему тут надо?» — добавил с усмешкой.
«Лицом на курда не похож. Возможно, пилигрим с гор,» — заметил Али.
«А может, это неверный, проклятый гяур. Кто бы ни был — он метв!» — возразил Абдалла.
«Он жив, он дышит, одежда на нем шевелится!»
«Это ветер.»
«Я слышал, он вздохнул.»
Несколько пеших путников обступили тело.
«Я врач,» — заявил подошедший армянин, — «Проверю пульс. Слабый, но есть. Сердце бьется.»
«О, Бог всемогущий!» — воскликнул Али.
«А Магомет — его Пророк на земле,» — вставил слово Абдалла, — «а ты не поклоняешься ему, неверный армянин!» — добавил.
«Я врач. И хоть не верю в вашего Пророка, Бог даровал мне талант исцелять вас, верноподданных, а умелый лекарь тысячу воинов стоит. Достопочтенный Али, эта жертва пустыни может выжить.» — сказал армянин.
«Достойно награжу тебя, врач, если вылечишь юношу. Он понравился мне. Хочу, чтоб он подавал мне комнатные туфли в моем диване в Багдаде.»
«Дай мне верблюда, и я спасу ему жизнь.»
«У нас нет!» — вмешался слуга.
«Пойдешь пешком, Абдалла,» — сказал Али.
«Правоверный пойдет пешком чтоб спасти жизнь курда? Господин подавальщик комнатных туфель ответит за это, вкусит сладости ударов палочных!» — пробормотал Абдалла.
Армянин пустил Алрою кровь. Предводитель изгнания открыл глаза.
«Бог милостив к терпящему бедствие.» — сказал Али.
«Лучше б погибель на него послал!» — вновь пробормотал Абдалла.
Армянин достал сосуд с сердечным настоем, влил жидкость в горло Алрою. Кровь потекла быстрее.
«Юноша будет жить, почтенный купец,» — сказал врач.
«Слава Пророку нашему!» — воскликнул Али.
«Клянусь гробом Магомета, это еврей!» — вскричал Абдалла.
«Пес!» — отозвался Али.
«Фу!» — сказал слуга-негр и отошел с брезгливостью в лице.
«Он умрет!» — провозгласил врач-христианин и не стал перевязывать рану.
«И будет проклят!» — крикнул Абдалла, вновь взбираясь на верблюда.
Собравшиеся вокруг Алроя разошлись, продолжили путь. Подъехал всадник курд. Остановил коня, заметив истекающего кровью.
«Какой это негодяй ранил одного из наших?»
Курд спрыгнул с коня, снял рубаху, оторвал полосу ткани, сделал повязку и остановил кровь. Оттащил несчастного, уложил на повозку.
Караван миновал пустыню, вступил на землю плодородной долины. Люди ликуют — окончен долгий путь. Солдаты охраны радостно потрясают копьями, стучат ятаганами по щитам. Месяцы исытаний позади, вот он, благословенный Евфрат!