Алтарь эго
Шрифт:
Кейт внезапно вспомнила о делах в офисе и быстро удалилась. А я стремительно направилась вверх по каменным ступеням.
– У меня есть хорошее предложение. Почему бы тебе не проверить силу упругости колес твоего лимузина, воспользовавшись собственной тушей? – бросила я ему через плечо.
Проскользнув через детектор металлических предметов, я галопом помчалась к залу судебных заседаний, но в вестибюле было полно народа, и Роттерман умудрился поймать меня за запястье.
– Так ответь мне, он правда Пиздобог? – Я почувствовала, как мой живот посылает рвотные позывные, и не проронила ни слова, но он продолжал: – Все дело в том, крошка, и я те'е
Ощущение тошноты усиливалось. Вот как Зак отплатил за мое доверие – представил своему гнусному агенту подробный отчет о наших кувырканиях. Типичный мужчина: сделано – сказано. Я сама виновата. Как можно было думать, что у этого парня есть мозги? Мозги рок-звезды – это то, чем он думает, что умеет думать.
– Давай разберемся раз и навсегда. Ты хочешь сказать, что я спала с твоим талончиком на обед? – рявкнула я, выплескивая все накопившееся негодование.
– О, да ты читашь маи мысли. Какая умная цыпа!
Я с презрением оглядела его и зашагала вперед, надеясь затеряться среди толпы полицейских, проституток и сумасшедших водителей, стоявших вдоль стен и нервно зубривших свои лживые монологи, которые они вот-вот должны были пролепетать на свидетельском месте. Стремительно влетела в зал судебных заседаний номер один. К моему негодованию, Роттерман, преследовавший меня, попросил сидящего рядом мужчину подвинуться и втиснулся в освободившееся кожаное кресло.
– У нас в муз'кальном мире есть пагаворка, – растягивая слова, нашептывал он. – Понравилась конфетка – угости друга. – Губы его стали клейкими и липкими. – Общие радости – общие сладости, как говорится. Или убить двух зайцев одной палкой.
Его вульгарный хохот был прерван жестким призывом судебного пристава: «Встать! Суд идет!»
Три судьи проковыляли по залу суда, словно приходя в себя после третьей операции на сердце. Далее последовал ритуальный обмен любезностями с адвокатами, и оппонентка Джулиана, внешне напоминающая американскую прокуроршу Марту Кларк и чеканящая гласные, как молодая Маргарет Тэтчер, начала отчитывать старых хрычей на скамье, словно упрямых нашкодивших школьников.
– Это одно из самых отвратительных судебных дел, и я призываю вас вынести самый строгий приговор об уничтожении изъятых полицией двадцати пяти тысяч копий компакт-дисков в соответствии с разделом три «Закона о непристойном поведении на публике». Альбом называется, прошу меня извинить, «На хуй копов».
Она произнесла эти слова с оргастическим удовольствием – вот апогей ее карьеры, день, когда она выругалась матом в зале суда. В течение следующего часа оппонентка тараторила, как швейная машинка, строча и сшивая слова, одновременно зашивая Закери задницу.
Присяжные вытянули свои хоботки, и казалось, едва ли могли возражать.
Настала очередь Джулиана. Он начал защитную речь, сводившуюся к тому, что изъятые диски должны были быть возвращены их владельцам – компании «Ротвейлер Рекордс». Грациозно поворачиваясь на каблуках, он мягко вышагивал то в одну, то в другую сторону, гипнотизируя судей и публику. Я так давно не видела, как он выступает в суде, что успела забыть его уверенную походку и интеллектуальные арабески. В течение двух часов он извлекал жемчужины слов, запрятанные в фактах-раковинах. Называл Закери подлинным голосом поколения чернокожих подростков, взращенных улицей в американских гетто: им неведомы
– Вы, – обращался он к судьям, – принадлежите к поколению, которое открыло для себя в молодости притягательность запретного плода. Джеймс Джойс, Генри Миллер, Лоуренс. И ваши дети, без сомнения, унаследовали то же любопытство к подобным вещам.
Он пригласил экспертов: молодую чернокожую девушку-диджея с Би-би-си, которая рассказала про безвредность выступлений рэп-звезд. Не желая принижать значение традиционной музыки, он организовал выступление музыкального критика одной из самых серьезных и респектабельных газет – «Гардиан», который называл рэп уличной журналистикой.
Джулиан достал полдесятка журналов для взрослых, купленных на газетном лотке.
– Такие журналы свободно распространяются прямо около здания суда. Эта порнография рассчитана на то, чтобы вызвать похоть. Диск Закери Берна внушает тревогу и, безусловно, развивает дурной вкус. Но он не вызывает похоть. Некоторые его тексты жестоки, саркастичны, грубы и могут показаться оскорбительными. Эта музыка может оказать разрушительное воздействие на ваш слух, но не на разум. Я бы тоже хотел положить конец такой музыке, но не посредством цензуры, а посредством программы социальной помощи, которая обеспечила бы бедным слоям населения и меньшинствам равные права в нашем обществе.
Его коронный ход, признался он мне после слушания, заключался в том, что он смог убедить судей прослушать саму музыку, являющуюся «лучшим доказательством», а не читать расшифровку текстов песен, которую так тщательно составляла комиссия Скотланд-Ярда. Обвинительная сторона согласилась – и допустила ошибку. Диск заурчал на дешевом плеере, басы были неосмотрительно включены на полную катушку. Мы с торжественным видом восседали в течение пятидесяти минут, пока со свидетельского места доносилось странное афроамериканское уханье. Там была только одна строчка, которую можно было разобрать: «Жизнь дерьмо, хочу сдохнуть». Она повторялась три тысячи раз под жесткий скачущий бит, и вскоре смысл этой фразы уже разделяли все присутствующие в зале. Это была не музыка, а какое-то бульканье, напоминавшее шум канализационных труб.
– Как не стоит трогать юношеские прыщи, так не стоит и обращать внимания на неотшлифованные поп-композиции, иначе это приведет к нагноению и распространению инфекции. В отношении же закона, этот шум нельзя назвать непристойным, потому что он никоим образом не развращает и не разлагает общество! – Джулиан был настолько убедителен, что судьям не оставалось ничего другого, как отклонить иск.
Мы даже не успели дойти до буфета, чтобы по традиции выпить жидкого чая, как три мировых судьи отклонили иск Скотланд-Ярда против Зака. Более того, они постановили, что кроме судебных издержек в две тысячи фунтов Скотланд-Ярд лишался и своей закодированной версии «посылания на хуй копов», поступавшей в распоряжение ответчика.
Выйдя из здания суда, я хотела потребовать от Зака, чтобы он указал место своему Ротвейлеру, но они с Джулианом быстро исчезли, попав в руки сгорающих от нетерпения папарацци. И тут меня сгреб в охапку телохранитель Роттермана и погрузил на заднее сиденье чудо-автомобиля. Я, как сумасшедшая, жестикулировала, подавая сигналы «SOS», но было поздно – лимузин со скрипом отъехал, причем обе задние дверцы были открыты и хлопали, напоминая развевающиеся на ветру уши принца Чарльза.
– Что за…