Алтай – Гималаи
Шрифт:
Все остатки строительства Акбара имеют налет какой-то грусти. Здесь великий объединитель страны хоронил свои лучшие мечты, так непонятые современниками. В Фатехпур-Сикри беседовал со своим мудрым Бирбалом и с немногими, понявшими его уровень. Здесь он строил храм единого знания. Здесь он терял немногих друзей своих и предчувствовал, как не сохранится созданное им благополучие государства. И Агра, и Фатехпур-Сикри – все полно безграничною грустью. Акбар знал, как будет расхищено достояние, данное им народу. Может быть, уже знал, как последний
Новый Дели с какими-то ложноклассическими колоннами, казарменно-холодными, нарочито вычурными, показывает, что это строительство не может иметь общее понимание с сознанием Индии.
Очистить Индию и возвеличить ее можно не этими мерами. И прежде всего надо вместить индусское сознание.
При всей запыленности временем архитектура Бенареса все же сохраняет очарование. Все смещение форм староиндусских, дравидских и мусульманских может давать новые решения для непредубежденного архитектора. Легко можно представить комбинацию многоэтажного тибетского строения с удобствами американского небоскреба. Можно провести уравнение от дворцов Бенареса к дворцам Венеции и к жилому особняку. Можно разработать стиль пуэбло американских в новейшем понимании, как делается в Санта-Фе.
Но обезобразить Индию чуждыми ей ложноклассическими колоннами и казарменными белыми бараками?! Это глубокое безвкусие происходит от отсутствия всякого воображения и прозрения.
Один индус жаловался мне на отсутствие индусов-архитекторов. Я говорил: «Если нет архитектора, дайте живописцу разработать идею, но идите от гармонии народного сознания с характером природы». Нельзя опоганить весь мир одним казенным бунгало. Нельзя из Явы делать шведский Стокзунд. И нельзя команчей и апачей видеть в коттеджах Бостона. Соизмеримость должна быть соблюдена.
Седобородый человек на берегу Ганга, сложив чашу рук, приносил все свое достояние восходящему солнцу. Женщина, быстро отсчитывая ритм, совершала на берегу утреннюю пранаяму. Вечером, может быть, она же послала по течению священной реки вереницу светочей, молясь за благо своих детей. И долго бродили по темной водной поверхности намоленные светляки женской души. Глядя на эти приношения духа, можно было даже забыть толстых браминов Золотого храма. Вспоминалось иное. [Вспоминались Йоги, посылающие в пространство свои мысли, созидая тем грядущую эволюцию. Не обычные брамины, но действенные отшельники, приближающие нашу мысль к энергии, которая будет открыта учеными в самом ближайшем будущем.]
Гигантские ступы буддизма – погребальные памятники, обнесенные оградою, те же курганы всех веков и народов. Курганы Уппсалы в Швеции, русские курганы Волхова на пути к Новгороду, степные курганы скифов, обнесенные камнями, говорят легенду тех же торжественных сожжений, которые описал искусный арабский гость Ибн-Фадлан. Всюду те же очищающие сожжения.
Много
Значит, опять писатели напутали, когда описывали исключительно «дикие» погребальные обычаи Тибета. Откуда же это желание показать все чужое более диким? Черня других, сам белее не станешь. Лишь отсутствие горючих материалов заставляло отступать от лучшего способа, то есть от сожжения.
Обратите внимание на нежные детские игры Востока. Послушайте сложный ритм пения и тихой музыки. Нет грубых бранных слов Запада.
Махараджа Майсора просыпается под особые песни. Песни начала и конца.
В Мадурае, в тесном закоулке, старик чеканит изображения «богов». Последний старик, с ним умрет это уменье. Прошлое умирает. Так приходит будущее.
На полях стоят круги из белых керамиковых коней. Откуда эти Световитовы кони? На них тонкие тела женщин мчатся по ночам. Спина, днем согбенная в домашнем обиходе, выпрямляется ночью в полете. Что это – козлиный прыжок на шабаш? Нет, это скачка валькирий – дев воздуха. Скачка за прекрасным будущим. Привет женщине!
Рука женщины каждый день покрывает особым рисунком песок перед входом в дом. Это символ того, что в доме все благополучно, нет ни болезни, ни смерти, ни ссоры. Если нет счастья в доме, то и рука женщины замолкает. Как бы щит красоты в час благополучный полагает перед домом рука женщины. Уже девочки в школах учатся разнообразию узоров для знаков счастья. Невыразимая красота живет в этом обычае Индии.
Вивекананда звал к работе и свободе женщину Индии, он же спросил так называемых христиан: «Если вы так любите учение Иисуса, почему вы ни в чем ему не следуете?» Так говорил ученик Рамакришны, прошедшего сущность всех учений и научившегося на жизни «не отрицать». Вивекананда не есть прилежный «свами». Что-то львиное звучит в его письменах. Как он был бы нужен Индии сейчас!
«Буддизм – самое научное учение», – говорит индусский биолог Боше. Радостно слышать, как этот большой истинный ученый, нашедший путь к тайнам жизни растений, говорит о веданте, Махабхарате, о поэзии легенд Гималаев. Только настоящее знание может найти всему сущему достойное место. И под голос ученого, простой и понятный, серебристые звоны электрических аппаратов отбивают пульс жизни растений, открывая давно запечатанную страницу познания мира.
Мать Боше в свое время продала все свои драгоценности, чтобы дать сыну образование. Ученый, показывая свое «царство», говорит: «Вот здесь в роскошных условиях находятся дети богачей. Посмотрите, как стали они пухлы и дряблы. Им нужна хорошая буря, чтобы опять вернуть их к жизненным условиям». Зная пульс растительного мира, ученый здраво подходит ко всем проявлениям жизни. Очень ценит отзыв Тимирязева о его трудах. Одну из лучших книг своих Боше написал на высотах Пенджаба в Майявати – в общине Вивекананды.
Конец ознакомительного фрагмента.