Алтайские сказки
Шрифт:
Никого, ничего у них не было, только синяя корова. Старик ночами сказки сказывал, песни свистал. Старуха шкуры звериные разминала, слушала. И так эти сказки гладко текли, что из полусонного черного леса, с высоких камней чуткая кабарга прибегала слушать. Свет костра белел на ее длинных клыках. Всю ночь слушала.
Но вот раз и днем кабарга не утерпела. Осторожно, тонкими ногами перебирая, спустилась к шалашу. У шалаша стоял полный казан молока. Кабарга опустила морду в казан, половину молока выпила.
Вернулась старуха домой.
— Шестьдесят
От стыда убежала кабарга на горные уступы, поднялась на ускользающие от глаз скалы. Здесь крылатой птице негде сесть. Сюда когтистым зверям не вскарабкаться.
А утром кабарга, соскучившись по молоку, пришла легким шагом к шалашу. Опять молоко выпила и унеслась.
Рассердились старики, воткнули в землю три высоких кола и подняли тяжелый казан. Наутро прибежала кабарга, губами пожевала.
— Бшшш… — головой повела. — Пшш! Меня испугались — молоко повыше подняли.
Стукнула передними копытами — казан качнулся и выплеснул молоко кабарге на спину.
Покрылась серая спина молочными пятнами. Сколько по земле каталась кабарга, сколько о камни терлась, белые пятна стереть нельзя.
Стыдясь этой отметины, кабарга теперь к серым камням жмется, в непроходимой чаще леса прячется. Чтоб пугливую кабаргу настичь, должен охотник сказку спеть, песню засвистать. Не вытерпит чуткая кабарга, выйдет, поставит уши и слушает.
Вот тут-то и стреляют ее.
Мактанчик-таш
Была девушка Кыпту-Торко. На ней семь шелковых халатов: желтый до земли, голубой до пят, розовый по щиколотки, а еще белый, лиловый, зеленый, красный. Короче. Короче. Короче.
Она зимой шубу не носит — скажут: неуклюжая.
Она в сапогах не ходит — скажут: косолапая.
Она замуж не идет: никто ей не нравится.
Прошел год. Прошло два. Идет зима, приходит лето. Семь лет, как семь дней, ушло.
Старый сыр лучше молодого, старое седло удобней нового.
А старая злюка никому не нужна.
Заплакала Кыпту-Торко — стала доброй, стала ласковой.
Пришла к дураку Тенеку:
— Тенек-Кижи, женись на мне!
Согласился дурак.
Обрадовался отец. Зарезал тысячу овец.
Едут на свадьбу нарядные гости: шапки из собольих лапок, шубы крыты черным шелком, воротники из бобровых шкур.
Только отец Тенека сидит в драной овчине.
Обиделась Кыпту-Торко.
— Эй, — говорит, — свекор, не замерз ли ты в своей худой шубе?
— Ха, — отвечает свекор, — мне в одной худой шубе теплее, чем
Засмеялась Кыпту-Торко:
— Один шелковый халат стоит сорок баранов. За семь шелковых халатов отец двести восемьдесят баранов дал. А твоей шубе овечий хвост цена.
— Все-таки шуба теплей.
Рассердилась Кыпту-Торко. Поднялась с земли. Руки раскинула. Желтый рукав до колен, голубой до пальцев, розовый до кисти. А еще белый, лиловый, зеленый, красный. Вот как тепло!
— Ладно, — сказал свекор. — Сядем на коней, поедем к вечно белой горе Белухе. Кто первый коня хлестнет, тому холодней. Чей конь тише пойдет, тому теплей.
Согласилась Кыпту-Торко. Сели на коней. Едут по берегу Катуни к горе Белухе. А с горы ветер им навстречу дует. С ледяной горы ледяной ветер. Свекор свою овчину запахнул.
— Сколько за шубу дашь, уважаемая?
— Овечий хвост.
Едут дальше. Кричит ветер, снег мокрыми хлопьями плачет. Свекор руки за пазуху сунул.
— Сколько дашь за шубу, почтенная?
— Овечий хвост.
Приехали к Белухе. Повернули обратно. Свекор поводья бросил. А Кыпту-Торко еще тише едет. На целую лошадь сзади. Ветер, ах! Ой, дует! В кровь треснули губы. Свекор спрятал бороду в ворот.
— Сколько за шубу дашь?
Молчит Кыпту-Торко.
Подъехали кони к дому. Вышла мать навстречу.
— Где Кыпту-Торко?
Оглянулся свекор, а Кыпту-Торко нет.
Поехали гости по следу, увидали на каменной россыпи Кыпту-Торко. Лежит она в семи шелковых халатах холодным камнем.
Назвали люди этот камень Мактанчик-таш — Хвастливый.
Ну вот! Стоило мучиться, чтоб стать камнем! Ай-яй-яй, всего только камнем, только камнем Мактанчик!
Алып-Манаш
Вместе с небом и землей был сотворен Байбарак — богатырь, ездящий на пятнистом, как барс, коне.
Луна и звезды засияли, когда родилась Ермен-Чечен. Она быстрей травы, — как камыш, росла. Словно мальчик, диких коней объезжала Ермен-Чечен.
Рядом с ней один раз богатырь Байбарак, как медведь, встал; пал на правое колено и, крепко ухватив ее руку, сказал сквозь стиснутые зубы:
— Отныне мы вовек неразлучны.
— Всегда вместе будем, — ответила Ермен-Чечен. Крепко, злобно ударил своего серого, как железо, коня старик-отец, но молодых он догнать не мог.
Через год пришел богатырь Байбарак на старое стойбище. Сбросил с плеч мертвого барса.
— Если хочешь, старик, убей меня, как я барса убил. Твою дочь Ермен-Чечен я украл.