Альтер Эго
Шрифт:
Серые травы колышутся под призрачным светом луны в облаках…
Видения Дэйи символичны. Всё выглядит в ней другим. Истинной сущностью или предназначением, своей мечтой или целью. Чьими-то образами и воспоминаниями…
И иногда невозможно понять, что она тебе говорит.
Там в Дэйе Кэтриона была ласточкой. Быстрой черной птичкой с алым пятном на груди. Почему? Она не знала. Там она ощущала себя такой.
Может, потому, что она не любит холод?
А может, потому что за все те годы,
Она мчалась меж сумрачных лесов, скользя прямо над алой лентой дороги, мысленно задавая вопрос, куда она ведет её, и внезапно перед глазами возникли фигуры. Не твари или чудовища, не люди, не звери — фигуры из чёрной кости. Круглое основание, воротник, кираса — это пешки. Лежат посреди поля, а вокруг — пепелище. Старые дубы стоят, воздев к небу обугленные ветви, а под ними не трава — нити пепла: чуть дотронешься — и рассыпается всё в прах, и запах дыма отчетлив настолько, что горло сковывает спазм. А посреди пепелища — чёрная фигура в мантии, увенчанная короной. Король?
Что это за место?
Дэйя отвечает неохотно…
Место, где пешка становится королевой…
И огненная дорога огибает мертвые дубы и уходит оттуда в Таршан.
Кэтриона открыла глаза.
— И как это понимать?
Фигуры из черной и белой кости. Ашуманская игра шатрандж, не так давно перебравшаяся в Коринтию. В Рокне у неё есть один знакомый парифик из университета, он и научил её играть. Говорил, что у неё талант.
И она знала — пешка становится королевой, лишь дойдя до края доски.
Место, где пешка становится королевой…
Что это означает?
Это означало лишь одно — что нужно обязательно посетить это место. Собрать осколки памяти, спросить тех, кто хоть что-то о нем знает.
Голова налилась тяжестью — такое глубокое погружение в Дэйю всегда утомительно. Кэтриона достала из сумки шкатулку, надеясь, что, быть может, она узнает что-то новое и о ней, взяла её в руки, погладив лаковую поверхность, откинулась на спинку кресла и не заметила, как задремала, держа её в руках…
Мужчина высок. Нос с легкой горбинкой, загорелое лицо. Серые глаза.
Он опускается перед девочкой на одно колено, не боясь испачкаться о мокрую прибрежную гальку, и протягивает ей деньги.
Пятьсот ланей за один танец!
Ей никто и никогда не давал таких денег!
Но ей страшно. Монеты лежат на ладони, поблескивая, и ладонь у него красивая с длинными пальцами, на одном из которых большое кольцо с сапфиром. Он одет богато: в коричневый бархатный камзол и шляпу с пером, и пахнет от него хорошо лавандовым мылом.
— Меня зовут Бертран. Не бойся. Бери, — он протягивает деньги и спрашивает, — кто научил тебя так танцевать?
—
Видя, что девочка сомневается, мужчина берет её за руку и кладет деньги в ладонь.
— Когда будешь танцевать снова? Я приду и принесу тебе новые туфли. И платье. Хочешь?
Новые туфли…
Её ноги уже почти привыкли к каменным мостовым и набережным Рокны. Днем — разогретым солнцем, а ночью — холодным и мокрым от прилива и прибоя, лижущего гранитный берег. Не могут они привыкнуть только к грязи, к навозу и лужам вонючей воды поверх глины. И поэтому она всё время их моет…
За новые туфли она бы станцевала для него отдельно. Пусть не такие, какие были у неё раньше, с красными бантами и вышивкой в виде роз. Любые, простые из толстой кожи со шнурками и деревянной подошвой, лишь бы не касаться ступнями зловонной жижи, попадающейся тут и там в Нижнем городе.
— Я буду завтра танцевать под Красным мостом. В полдень. Приходите.
— Я приду. Ты любишь халву? Или лукум?
Она любит и халву, и лукум, и орехи в меду! Вот только ела она их очень-очень давно…
И глаза девочки блестят, а Бертран улыбается и говорит:
— Я принесу.
Кэтриона открыла глаза внезапно.
Сумрак, деревянные балки под потолком.
Где она?
Это просто сон. Она в Лиссе, в большой трехэтажной гостинице. Пальцы ощутили шерсть овечьей шкуры, наброшенной на колени для тепла. И шкатулку в руках — та светилась алым. А на ресницах дрожали слёзы.
Она что, плакала?
Опять её тревожила чужая память. И снова эта девочка, танцующая вайху. Она смотрела на мир её глазами и чувствовала её боль. Чужая память всегда мучительна. Захотелось окунуть лицо в воду, чтобы смыть чужие воспоминания.
Плечо горело там, где его проткнул бариттой Драдд в стычке на постоялом дворе. Вроде мазь Адды помогла, и края раны сошлись, с чего ей так болеть?
Но…
Болела не рана. Это защитные арры горели на плече чуть повыше раны, предупреждая об опасности.
Проклятье!
В комнате кто-то был. Он стоял за левым плечом возле стены у окна.
Сейчас Кэтриона остро почувствовала его присутствие и, погрузившись на миг в Дэйю, увидела в том углу плотный сгусток тени — огромного чёрного паука.
Паук?
Большое брюхо из клубящегося дыма и длинные мохнатые лапы приподняты вверх. Паук был готов к прыжку.
Она разжала пальцы, державшие шкатулку, переместила их на рукоять кинжала на поясе и бросилась из кресла на пол, перекатившись через спину как раз в тот момент, когда он напал.