Альтер Эго

Холодов Рэм

* * *

Замок Тарс стоял недалеко от лесной дороги. Рядом повсюду располагались небольшие вересковые пустоши. Это было большое каменное прямоугольное здание, по углам которого возвышались круглые башни с бойницами и зубцами. Внутри замка находился узкий двор. Через широкий ров, был, перекинут подъемный мост, сейчас поднятый. Вода текла в ров по канаве, соединявшей его с лесным озером; канава на всём своём протяжении находилась под защитой двух башен. Обороняться в таком замке было очень удобно.

Прямо перед замком находился довольно большой сочный луг, на котором

наша армия и расположилась лагерем. Прежде чем приступить к осаде, войны приступили к сооружению собственных укреплений. По тому, как быстро вырастал ров, окружающий лагерь и поднимался палисад, также предназначенный для защиты, я понял, что войны грамотно выполняли привычную для себя работу. Я вспомнил, что во времена средневековья с его диковинными войнами, когда все подчинялись не плану единой компании, а прихоти отважных головорезов, у которых возникал собственный замысел, едва только под их началом собиралось человек двадцать пять, готовых содействовать его осуществлению, требовалось лишь помощь внезапно освобожденного гарнизона, который, выступив в поход, случайно приходил на помощь какого-нибудь обложенного неприятелем гарнизона, чтобы сегодняшние осаждающие завтра же оказались в осаде. Это вполне могло случиться и в данном случае, если бы в тыл нашей армии случайно ударили какие-нибудь неизвестные нам войска Жана де Рожеля.

Но благодаря укрепительным работам, которые тянулись до глубокой ночи все было спокойно в нашем лагере в этот ночной час. В течении дня были видны осажденные, которые наблюдали с крепостных стен за этими приготовлениями. Однако лагерь они не обстреливали; стрела пущенная самой сильной рукой из самого сильного лука продела бы не более двух третей того расстояния, что отделяло палатки войнов от стен замка. Сейчас тишина нарушалась лишь часовыми, которые время от времени окликали друг друга.

Я так сильно устал, что рухнул на волчьи шкуры, служившие мне постелью, даже не сняв доспехов. Шлем, я бросил рядом с ложем на солому. Медная лампа, единственный огонёк в моей палатке создавала причудливые тени. Подперев голову рукой, я неотрывно смотрел на лампу, и очередной раз задавал себе, один и тот же вопрос. Что всё это такое?

– Тебя посетили мрачные мысли, Шарль де Беатц – спросил зашедший в палатку. – К несчастью – прибавил он со вздохом, вести, которые я привез, вряд ли дадут им более радостный оборот.

– А это ты, Гастон де Бриен! – сказал я.

– Клянусь душой, мы недооценили силы де Рожеля. Как сообщают в течение вчерашней ночи и сегодняшнего дня все посланные разведчики силы врага превышают наши. Боюсь, друг мой, нам не справится без подкрепления. – Мне кажется надо послать гонца к твоим верным вассалам рыцарям: де Бивару, де Ланцу, де Фруассару, дю Геклену и другим с требованием немедленно встать под наши знамёна.

– Нет, пока они соберут войска и прибудут сюда пройдёт слишком много времени.

– Что же делать? – спросил де Бриен.

– Будем атаковать завтра;

– Согласен – ответил де Бриен немного подумав. Кроме того, я получил сведения, что на выручку Жилю де Бодрикуру и его людям может выступить граф Артюс де Грюель, которого бывшие поданные де Рожеля готовы признать своим новым хозяином.

– Тем более мы должны атаковать завтра.

– Да ниспошлёт нам Господь победу – прошептал де Бриен, взглянул на меня и вышел. Я снова лег на своё ложе, и то ли сморённый усталостью, ибо час был очень поздний, то ли благодаря уверенности в себе и своей силе воли, через

несколько минут уже крепко спал.

Проснулся я на заре от шума, возле палатки. Я вскочил на ноги и хотел, было выйти из палатки, как полог отдёрнулся и вошел Гастон де Бриен. Следом за ним вошли Робер де Клари и Антуан де Морвер.

– Мы пришли на военный совет – сказал де Бриен.

– Господа, – обратился я к вошедшим, я весьма рад тому, что вижу Вас Вместе, ибо мы в скорости идём на приступ. Гастон де Бриен, прикажи своим лучникам осмотреть своё оружие и наполнить колчаны стрелами. Робер де Клари, вели отрядам приготовить фашины и лестницы. Ты же, Антуан де Морвер возьми триста всадников и проведи последнею разведку в окрестностях Тарс. А сейчас пусть каждый встанет под свое знамя и трубы возвестят, когда всё будет готово.

После этих моих слов рыцари разошлись по своим участкам в сопровождении подчинённых, собравшихся под знамёнами, и лагерь разом опустел.

* * *

Вскоре всё было готово к осаде. Гастон де Бриен, Робер де Клари и Антуан де Морвер стояли в полной готовности во главе своих войск. Люди Жиля де Бодрикура смотрели за передвижением моих войск со вниманием, доказывающим, насколько они были обеспокоены всеми маневрами и спешили укрепить своими отрядами наиболее уязвимые места крепостной стены. Никакого внутреннего страха и дрожи я не чувствовал, несмотря на то, что вскоре мне придётся убивать людей. Да, это был не тот я, что в своей обычной жизни, а совсем другой человек. Словно в подтверждение того, что у человека, которым я был в этой жизни несколько другие привычки, я вытащил меч из ножен, и обратившись к стоящим позади меня людям, выбросил меч вверх и закричал.

– Монжуа!

– Монжуа! – был мне ответ.

Как только войны подошла к крепости на расстояние выстрела из арбалета, как осаждаемые оглушительно завопили, их крики сменились пронзительным криком, и три или четыре меченосца упали, пронзенные насквозь их стрелами.

Войны сомкнули ряды и продолжили наступление, выставив перед собой щиты. Однако с каждым шагом всё больше стрел врывались в их ряды; раздались проклятия, всё же войны продолжили наступать, оставляя за собой убитых и раненых, плавающих в лужах собственной крови. Наконец, когда армия оказалась в пределах досягаемости всех стрел осажденных, я приказал остановится и построится тремя колоннами; лучники воткнули в мягкую землю свои длинные, остроконечные щиты, встали на коленях за ними и приготовились ответить на каждую стрелу стрелой и отомстить за каждого убитого убитым.

Битва разгоралась, я приказал войнам, которые тащили фашины, двигаться по направлению к крепостному рву, укрывшись за своими ношами. Прямо перед собой я увидел мертвого лучника, я взял его лук с колчаном и стал прикрывать продвижение. Стрелы стучали по моим доспехам как град по крыше. Впрочем, опасности я не чувствовал, так как знал, что доспехи надёжно защищали их от стрел.

Неожиданно я почувствовал огненную боль в левом плече. Это оказалась стрела, наконечник которой наполовину вошёл в тело. Я взялся за её основание правой рукой в железной перчатке и вырвал последнию. Осмотрев наконечник я понял, почему стрела пробила доспехи; наконечник был выкован из отличной стали, что было большой редкостью в то время. Во время этого осмотра я почувствовал резкий удар в бедро. Новая стрела на этот раз вонзилась лишь в панцирь, но пробить его не смогла.