Альтернативы «российского прорыва»

Дискин Иосиф

В США же для включения фундаментальных исследований в инновационную деятельность используется, например, следующая практика. Почти всегда на семинарах ведущих университетов при обсуждении результатов проведенных исследований (перед направлением соответствующих статей в журналы) присутствуют «венчуристы»: сотрудники венчурных фондов, венчурных компаний, работающих в смежных секторах, энтузиасты, ищущие проекты, часто даже студенты бизнес-школ. Можно видеть, как после семинара «венчуристы» начинают беседы с авторами докладов на предмет выявления прикладного потенциала доложенного научного результата. Здесь принципиально важно, что в результате этой беседы появляется первоначальная концепция инновационного проекта. Такое

бывает и у нас. Различие в том, что после этой беседы «там» участники семинара немедленно бегут к патентному адвокату и записывают «disclosure» [39] , который может представлять конкретную коммерческую ценность и стать вкладом его владельца при создании компании для реализации проекта. У нас же в патентном праве нет даже аналога такого документа.

39

Disclosure (англ.) – обнаружение, открытие, выявление, вскрытие. В патентном праве документ, подтверждающий приоритет на концепцию прикладного применения научного достижения.

«Истории успеха» при реализации проектов, начинавшихся с беседы, с записи «disclosure» и завершившихся многомиллионными состояниями, – серьезная мотивация для тех, кто затем очень внимательно будет анализировать результаты фундаментальных исследований в надежде найти свое «жемчужное зерно». И это лишь один пример процедур, превративших Америку в великую технологическую державу. Здесь точно есть чему поучиться.

Не менее важно рассмотреть опыт решения проблем, связанный с противоположным – со стороны государства – «входом» в НИС. Так, в начале своего президентства Дж. Ф. Кеннеди поручил команде экспертов найти научно-технический проект, который наиболее сильно продвинет экономику. И такой проект был найден – создание нового поколения турбинной лопатки. Это действительно продвинуло и авиацию, и энергетику.

У нас же пока ситуация иная. В Центре стратегического развития, готовившего в 2017 г. предложения к президентской экономической программе, обсуждался вопрос о включении в эту программу идею разработки государственных инновационных программ. Сразу же возникло возражение: без независимой и качественной экспертизы эта инициатива обернется конкуренцией лоббистов и «распилом» бюджета. Что существенно, это возражение было воспринято и данное предложение далее уже не рассматривалось. Примечательно, что это справедливое возражение не стало импульсом для развития проектов, связанных с созданием независимой и качественной экспертизы – необходимого условия для разработки масштабных научно-технических программ.

И это в нашей стране, где имеется уникальный опыт успешной реализации гигантских научно-технических программ, обеспечивавших нашей стране независимость, а планете – длительный мир без глобального конфликта.

Когда же речь заходит о последовательно инновационных проектах, ориентированных на конечный коммерческий результат, ситуация выглядит более противоречивой. Так, в нашей авиационной промышленности, имеющей большую историю успеха в создании боевой авиации, была предпринята первая попытка создания средне-магистрального пассажирского самолета, отвечающего требованиям рынка: SSJ-100. Проект был реализован. Производство новых самолетов постепенно растет. Налаживается, хотя и не без проблем, сервисное обслуживание. Но коммерческие результаты пока значительно отстают от первоначально заявленных.

Именно требования рынка предопределили серьезные проблемы с его реализацией, например, столь критикуемое сегодня использование импортных элементов и агрегатов. Но все же главное заключается в том, что был получен первый в нашем авиапроме опыт реализации подлинно инновационных, а не

только научно-технических проектов.

Следует обратить внимание на ожесточенную дискуссию, возникшую в результате катастрофы этого авиалайнера. Немедленно, даже до завершения расследования раздались призывы прекратить эксплуатацию этих самолетов. Эта реакция общественного мнения – серьезный вызов для перспектив нашего развития. Если эмоции возьмут верх над требованиями взвешенного профессионального анализа, у нас не слишком велики шансы на успех «прорыва».

В экспертной среде все же преобладает позиция, что полученный опыт в полной мере был использован в следующем инновационном проекте: создании среднемагистрального самолета МС-21, который уже выходит на финишную прямую. Этот проект ориентирован на самые современные требования рынка. По моим личным наблюдениям цехов завода «Иркут», подготовленных для выпуска нового самолета, могу сказать: это просто фантастика. Эксперты соглашаются с тем, что новый самолет имеет приличные коммерческие перспективы.

Было бы несправедливо не упомянуть и инновационный проект в нашем автопроме. В самые короткие сроки на АвтоВАЗе была создана новая платформа, отвечающая требованиям не только российского, но и других перспективных рынков. Сегодня новинки – «плоды» этого проекта – возвращают ВАЗу его «привычную» долю российского рынка. Но все это «ласточки», которые пока не делают «инновационной весны».

В ряду проблем, которые необходимо решать для создания эффективной инновационной системы, необходимо выделить несколько проблем, обеспечивающих непрерывность и последовательность в реализации инновационных проектов.

В первую очередь необходимо создать возможности для прототипирования – создания инженерных образцов на основе реализованных венчурных проектов. В современных условиях невозможно ограничиваться лишь центрами прототипирования, создаваемыми крупнейшими корпорациями и холдингами. Следует рассмотреть возможность создания на частногосударственной основе центров, использующих методы 3D-, 4D- и 5D-прототипирования, которые должны стать структурными элементами создаваемых инновационных парков.

Следующий круг проблем связан с финансовой поддержкой инновационных проектов.

Особенность российской управленческой культуры – страх перед риском.

«Боязнь риска – проблема государственного уровня. У нас не развита риск-культура: ребята, давайте ошибаться и списывать ошибки на убытки. Кто-то должен стать лидером в поощрении культуры ошибок. На посевной стадии 90 % компаний превращаются в трупы. Давайте скажем: трупы – это хорошо. Давайте публикации анализа неуспехов положим в основу инновационной проектной культуры» [40] .

Сегодня наши банки, если не получают указаний «сверху», то сторонятся кредитования инновационных проектов. Здесь дело не только в нежелании банков втягиваться в очень сложные проекты. Хотя нужно признать, что такое желание редко возникает в условиях, когда можно заработать более простыми методами.

40

Государство и инновации. Отчетный доклад об экспертном исследовании. М.: Платформа. Центр социального проектирования, 2018.

Одной из важных причин нежелания финансовых институтов участвовать в кредитовании инновационных проектов является отсутствие у них экспертных компетенций по оценке всего комплекса рисков, возникающих в ходе реализации этих проектов. Но при этом приходится признать, что такие компетенции почти не присутствуют и у других участников инновационного развития. В результате в рамках нашего инновационного развития практически нет risk assessment (оценка рисков), которые являются специфическими для инноваций.