Алые Евангелия
Шрифт:
— Теперь, — сказал он, — будь хорошей сучкой и встань на четвереньки.
— Могу я сказать? — Сказал Полташ.
— Можешь попробовать.
— Я… Я могу быть очень полезен вам. Я имею в виду: мой зона влияния достигает Вашингтона.
— Каково твое предложение?
— Я просто говорю, что многие люди на высоких постах обязаны своим положением мне. Я могу заставить их докладывать вам одним своим звонком. Это не волшебная сила, которую я мог бы предоставить вам, но, похоже, у вас есть всё в чем нуждаетесь.
— Что ты просишь
— Только свою жизнь. Просто назовите имена в Вашингтоне, которые нужны вам у ваших ног, и я обеспечу это.
Сенобит не ответил. Его внимание привлек вид Феликссона, стоявшего в нижнем белье, с Елизаветой рядом с ним, всё ещё сохраняющей благопристойность. — Я сказал голые! — рявкнул демон. — Оба. Взгляни на живот свой, Элизабет. Как он обрюзг! А эти поникшие сиськи? Как они выглядят теперь? Он стянул остатки ее блузки и бюстгальтер под ней. Усохшие груди ее действительно полнели. — Ты понесешь потомство ещё раз. И на этот раз ты не будешь выскребать его из своего чрева.
— Что вы думаете о моем предложении? — Спросил Полташ, борясь за внимание демона.
Но прежде чем демон смог ответить, Хеядат перебил. — Он лжец, — сказал он. — Он больше хиромант, чем советник.
— Заткни свой гребаный рот, Хеядат! Сказал Полташ.
Хеядат продолжал. — Мне доподлинно известно, что Вашингтон предпочитает эту женщину — Сидикаро.
— Ах. Да. У меня есть ее воспоминания, — сказал демон, постучав по виску.
— И ты передаешь их все вашему Ордену, верно? — поинтересовался Хеядат.
— Передам ли?
— Конечно, другие члены вашего Ордена…
— Не со мной.
Хеядат побледнел, внезапно понимая. — Вы действуете в одиночку…
Откровение Хеядата было прервано стоном Элизабет Коттлав, которая теперь была на четвереньках рядом с другой собакой Сенобита, Теодором Феликссоном. Ее живот и грудь стали округлыми и спелыми, влияние Сенобита было достаточно мощным, чтобы соски уже источали молоко.
— Не позволяй ему пропасть впустую, — сказал Сенобит Феликссону. — Опусти лицо к полу и слижи его.
Поскольку Феликссон слишком рьяно принялся выполнять свою задачу, Полташ, который, очевидно, потерял всякую уверенность в своем предложении, предпринял отчаянный рывок к двери. Он был в двух шагах от порога, когда Сенобит бросил взгляд в проход через который он пришел. Что-то блестящее и змеевидное выскользнуло из-за стены, проникло в помещение и поймало Полташа за затылок. Спустя удар сердца последовали еще три после первой, цепи, все они заканчивались тем, что выглядело как крюки — достаточно большие, чтобы ловить акул — они обернулись вокруг шеи, груди и талии Полташа.
Полташ вопил от боли. Жрец Ада слушал звук, издаваемый человеком, с вниманием ценителя.
— Визгливо и скромно. Я ожидал лучшего от того, кто прожил так долго.
Цепи рванулись в трех разных направлениях, в мгновение ока разрывая Полташа на равные части. Ещё мгновение волшебник стоял и смотрел
— Лучше.
Затем, по мановению Сенобита, цепи, положившие конец жизни Полташа, проскользнули по полу, подползли к двери и обернулись вокруг ручки. Самозатянувшись, они закрыли дверь и подняли свои крючковатые головы, словно трехголовая кобра готовая нанести удар, пресекая любые дальнейшие попытки бегства.
3
— Некоторыми вещами лучше заниматься наедине, не так ли, Джозеф? Ты помнишь, как это было у нас? Ты предложил стать моим личным ассасином. А потом ты испрожнился.
— Неужели ты не утомился от всего этого? Раговски ответил. — Сколько страданий ты можешь причинять, пока они не смогут обеспечить тебя чем бы то ни было тоскливым и больным, востребованным тобой?
— Каждому своё. Прошло время, когда ты не прикасался к девушке старше тринадцати.
— Может, уже просто закончишь начатое? — спросил Раговски.
— Скоро. Ты последний. После тебя игр больше не будет. Только война.
— Война? — произнес Раговски. — Не с кем будет сражаться.
— Вижу, смерть не наделила тебя мудростью, Джозеф. Ты правда думал, что все это из-за твоего жалкого тайного общества?
— Тогда почему? — спросил Хеядат. — Если мне суждено умереть, я хочу знать причину!
Демон обернулся. Хеядат посмотрел в блестящую тьму его глаз, и как бы в ответ на вопрос Хейадата Синобит извергнул слово в сторону разверстой стены. Стая из двадцати крюков, сопровождаемых блестящими цепями, впилась в Хейдата повсюду — рот, горло, груди, живот, пах, ноги, ступни и руки. Сенобит пропустил пытки и допрос и перешел непосредственно к казни. Забившись в агонии, Хеядат бормотал, пока крючки неотвратимо проникали все глубже в его трехсот пятидесятифунтовое тело. Было трудно было понять, что он говорил сквозь сопли и слезы, но, похоже, он перечислял книги из своей коллекции, как будто он все еще мог бы заключить сделку со зверем.
— …Звиа-Кисзорр Диало… единственный… оставшийся… из Гаффариевого Нулллл…
Затем Сенобит призвал в игру еще семь цепей, которые явились незамедлительно, обрушившись на Хеядата со всех направлений. Крюки вонзились в трепыхающееся тело и так плотно обернули его, что плоть толстяка просачивалась между ржавыми звеньями.
Лили забралась в угол и закрыла лицо руками. Прочие, даже Коттлав, которая, казалось, находилась на восьмом месяце беременности, и Феликссон, усердно трудившийся над ней сзади, смотрели на Хеядата, продолжавшего лепетать и рыдать.