Алые перья стрел
Шрифт:
Четыре метровых полки по-прежнему заняты у меня «рамкой», и одна из них — самая любимая. Это «малая серия», книжки небольшого формата. Они выходили с тридцать шестого года до начала пятидесятых. Некоторые из этих томиков я читал еще дошкольником, в военные годы, у самодельной коптилки или у печурки, растопленной газетами и стружкой.
На самых старых таких книжках, изданных до войны, — марка «Детиздата»: сидит на траве мальчик, подтянул коленки, держит над ними развернутую книжку, склонил голову… Мне казалось, что этот пацаненок похож на меня — такого же «отчаянного кни-гоглотателя». Это был мой молчаливый дружок. Мы вдвоем уходили в мир Майн-Рида и Стивенсона.
…Когда
У Володи, кстати, тоже немало книг в «рамке».
— Вова, — сказал я, — давай сделаем иллюстрацию к моему материалу! Оживим эмблему «Детиздата»!
На диване и на полу мы расставили, раскидали книжки в «рамочных» обложках. Володя взял, наугад одну, уселся в позе детиз-датовского мальчика. Я начал щелкать затвором «Зенита». Было тихо, только страницы шелестели, да кот Тяпа шуршал лапами, подбираясь и принюхиваясь к новым Володиным кроссовкам. Я сделал десяток (с запасом!) кадров. А Володя не шевелился.
— Все готово. Вставай… Ты что, не слышишь?
А он и правда не сразу услышал. Так зачитался.
— Что там у тебя?
— «Из пушки на Луну».
Вот ведь как! Уже давно мы знаем про Луну в сто раз больше, чем читатели девятнадцатого века. И люди на ней побывали не раз! А старый роман все равно притягивает к себе. Тех, кто любит читать.
Что ж, читатель есть читатель, даже в наш компьютерный век. А Жюль Верн есть Жюль Верн — на все времена.
P. S. Так кончался очерк о старых книгах, напечатанный (кстати, в сокращенном виде) в «Уральском следопыте» в 1998 году. А через год мне пришлось поместить в журнале вот такую заметку — своего рода продолжение этого материала.
Во втором номере за прошлый год под рубрикой «Командорская каюта» я напечатал маленький очерк «Капитан Лухманов, Робинзон и Вова» — рассказ о некоторых интересных книгах своей библиотеки. Поведал там, в частности, и о старинной книжке Д. А. Лухманова. На титульном листе книжки — капитанский автограф: «Владимиру Андреевичу Шателен в знак глубокого уважения от автора. 23 августа 1903 г. г. Петровск Даг. обл.».
Дальше я написал:
«Кто он такой, этот Владимир Андреевич? Вообще-то «Шателен» — достаточно известная дворянская фамилия в России…»
Разгадка пришла совершенно неожиданным путем. Примерно через год после публикации очерка я получил по электронной почте письмо из Калифорнии:
«Многоуважаемый господин Крапивин!
На Интернете видел Ваш материал (странички «Командорской каюты». — В.К.), где упоминается Владимир Андреевич Шателен. Вы, кажется, владеете книгой, подаренной ему автором. Там же Вы пишете, что не знаете, кто он такой.
Дело в том, что российские Шателены — мои родственники. Они французского происхождения, но с 18 века жили в России. Владимир Андреевич был морским офицером, состоял в гвардейском экипаже и был управляющим двора великого князя Александра Михайловича. Он во время революции привел в Крым английский корабль и вывез в Англию вдовствующую Императрицу.
Был бы Вам крайне признателен, если бы Вы смогли сделать для меня ксерокопию с титульного листа упомянутой Вами книги и с листа с дарственной надписью автора. Мне бы хотелось иметь этот материал в своем архиве.
Уважающий Вас,
Я отослал Дмитрию Георгиевичу ксерокопии, а он во втором письме спросил, не нужны ли мне материалы о семье Шателен. Я ответил, что они могут пригодиться мне в работе на морскую тему. Но такая работа — дело еще долгое. А пока я решил поделиться с читателями вот этой краткой информацией, которая как бы служит продолжением моего очерка.
Кстати, в Советском энциклопедическом словаре я нашел краткие сведения о Михаиле Андреевиче Шателен, Герое Социалистического Труда, члене-корреспонденте Академии наук СССР, умершем в 1957 году (а родился он в 1866-м!).
О Владимире Андреевиче сведений в словаре, конечно, нет.
Такие вот удивительно разные судьбы у братьев.
В советские годы Д. А. Лухманов — писатель-маринист и капитан известного «довоенного» (не путайте с нынешним) учебного барка «Товарищ» — едва ли стал бы афишировать свое былое знакомство с близким ко двору морским офицером-гвардей-цем. Чем это могло тогда кончиться, понятно каждому. Но мне кажется, что в глубине души капитан сохранил уважение к этому человеку навсегда. То, что мы знаем о Владимире Андреевиче Шателен, говорит о нем как о смелом человеке с высокими понятиями чести.
Некоторые писатели любят работать в пустых просторных комнатах, за широкими, ничем не занятыми столами — чтобы лишние предметы не отвлекали их внимание. Так, говорят, работал Александр Дюма. То же самое рассказывают о Корнее Чуковском.
У Командора иначе. Он не терпит пустых стен. Стены его каюты завешаны фотографиями, картинами, портретами, картами и морскими приборами. Заставлены стеллажами, которые много лет назад он сконструировал и сколотил сам — из досок, оставшихся от строительства яхт (яхты конструировал и строил тоже он сам, вместе с мальчишками).
На стеллажах — не только книги. Там множество занимательных предметов. Командор считает, что в каждом таком предмете живая душа и о любом из них можно написать книгу. О некоторых из этих вещей стоит рассказать… Например, о монетах.
Монеты хранятся в кляссерах — альбомах с прозрачными кармашками. Альбомы небольшие, но вес у них — ого-го! Не дай Бог уронить на ногу. Монеты — не марки…
Когда Командор был белобрысым четвероклассником Славкой и жил в Тюмени, у него тяжело заболел маленький брат. Его положили в больницу, вместе с мамой. Славке не хотелось оставаться вдвоем с отчимом, и он часто убегал к старшей сестре, которая с мужем и дочкой жила отдельно, в кривобоком домике на берегу Туры. На Туре постоянно гудели трудяги-буксиры, сновали катера и двигались длинные плоты.