Алые птицы
Шрифт:
– А что ищешь? – тут же спросил Максим.
– Не знаю, что-нибудь. Ну так можно?
– Проходи.
Вера встала первой и вышла из гостиной. Слева располагались выход на задний двор и дверь в подвал, следом за ними – санузел. Напротив двери в гостиную поднималась лестница на второй этаж, правее неё располагалась большая оранжерея Максима, куда Вера заходила довольно редко.
Павел направился в ванную и внимательно осмотрелся. Хотя он ничего не трогал, заглянул во все уголки, особенно те, что располагались на полу – возле ванны, у раковины и двери. Вера понимала, что следователь
Следователь вышел из ванной и взглянул на лестницу, после чего уверенно направился к оранжерее.
Когда его рука коснулась ручки двери, сердце Максима тревожно забилось. Он знал, какая реакция последует, и лихорадочно думал, как заставить Павла поверить ему.
Вера бросила испуганный взгляд на идущего позади Максима. Тот поджал губы; очевидно, Павлу не понравится то, что он найдёт за дверью. Но делать было нечего, да и само присутствие цветов в доме ничего не доказывало.
Следователь остановился в центре оранжереи, вдоль окон которой тянулись ряды больших и маленьких горшков с растениями.
– Садоводы-любители? – спросил Павел, параллельно записывая наблюдения в блокнот.
– Мои родители владели несколькими теплицами с цветами, где я любил проводить время, – поспешил объяснить Максим. – Моя мама в юности участвовала в выведении красного аконита, этот цветок напоминает мне о ней.
– Насколько мне известно, аконит неприхотлив и растёт в открытом грунте.
– Я развожу красные акониты дома, чтобы сохранять их селективную чистоту. То есть, чтобы во время опыления они не скрещивались с другими аконитами, если такие есть, и близкими видами растений.
– Понятно… Любишь насыщенно-красный цвет, да?
Максим ощутил, как трепещущее до этого момента сердце начало покрываться коркой льда.
– Я не убивал Семёна.
– А я этого и не говорил. – Павел подошёл ближе к горшку с цветком и сорвал один, после чего повернулся к Максиму. – Ты выводишь самые ядовитые цветы, продолжаешь дело своей матери, на которое у неё не хватило времени.
– Не совсем понимаю…
– Хотя я и мусор, не только в бумажках разбираюсь. Цветы, которые ты получишь после деления корневищем, будут обладать теми же свойствами, что материнское растение. Бесполый путь размножения невыгоден, поэтому Бог создал более совершенный путь – половой. Комбинации генов, благодаря которым спустя годы можно вывести новый вид. Более устойчивый. Более красный. Более ядовитый.
Максим молчал. Сказать было нечего: слова исчезли, и он оказался вдруг во вселенной безмолвия, где царит лишь пустота. Лишь лёд, который продолжает ползти по телу. Максим не знал, куда клонит Павел, и это пугало намного больше. Возможно, следователь просто наслаждался чужим страхом, а может, действительно угрожал.
Тем временем Павел бросил цветок в горшок и быстро вернулся в ванную, где два раза с мылом помыл руки. Вышел он оттуда задумчивый и серьёзный, как будто действительно размышлял над чем-то важным.
– Не бойтесь, никому я не скажу. Цветы у тела
– И что надо в обмен на молчание? – тихо спросила Вера, но Максим ясно различил в её голосе оттенок вызова.
Павел задумчиво почесал подбородок.
– Думаю, сотня вам будет по карману.
– Раньше ты за подобное просил меньше, – протянул Максим.
– Времена меняются.
– Хорошо, завезу… На днях.
Павел снова что-то записал в блокнот, и Максим теперь сомневался, что тот служил для рабочих заметок. Уж многовато компромата было на его страницах. Минута тишины растянулась на вязкие годы, и когда Павел поднял голову, Максим уже готов был лично вытолкнуть того за дверь.
Но следователь ушёл сам, вежливо и размеренно попрощавшись с обоими. Как только дверь за ним закрылась, Вера шумно выдохнула и опёрлась о стену рукой, как будто боялась упасть.
Глава 9. Кровавый сон
21 августа. Утро.
Павел вышел на широкую дорогу и снова перечитал свои записи. Хаотичная информация, которую он узнал у Максима и Веры, не внушала больших надежд. Всё это он уже давно слышал от других источников. Однако увлечение Максима могло обернуться бедой в будущем, а нервозность Веры наталкивала на мысль, что где-то прячется ещё одно откровение. Она работала под крылом Мстислава, поэтому наверняка что-то знала.
Вздохнув, Павел осмотрелся на наличие слежки и позвонил Георгию.
– Ничего не понимаю, – сказал он и с долей отчаяния пнул оказавшийся под ногой камень. – Вернее, даже не так. В принципе всё понятно, даже логично складывается. Но всё равно у того, что произошло, нет смысла. Крылья из аконита – крик чьей-то философской души.
– А что, в Птицыне много философов?
– Необязательно быть философом, чтобы обратить внимание на то, на что хочешь его обратить.
– Попробуй сосредоточиться на тех, кого может бесить их жизнь.
– На всех? – с раздражением спросил Павел.
– И кто не боится действовать.
Пикающий звук из динамика заставил Павла поморщиться. Он посмотрел на экран и с неудовольствием заметил параллельный вызов от Никиты.
– Мне звонят, потом договорим, – буркнул Павел и ответил на звонок напарника. – Что?
– Тут новый труп, – едва ли не прокричал в трубку Никита. – Там же, в парке. И на том же месте. Проклятие, где тебя носит?
– Опрашивал возможных свидетелей, – ответил Павел и потёр переносицу. Внутри черепа нарастала тупая боль.
* * *
Павлу понадобилось двадцать минут, чтобы добраться до парка. За это время боль в голове усилилась и теперь вспыхивала при каждом шаге. Он подошёл к Никите и кивнул на криминалистов.
– Опять раньше меня приехал, – заметил Павел.
– Потому что тебя вечно нет на рабочем месте.
– Ты не любишь допросы. Опознали?
– Опознали. Галина Александровна Назарова, сорок шестого года рождения.
Женщина, как и Семён недавно, лежала на спине, а от её плеч в стороны расходились крылья из алых аконитов. Руки же были сжаты в кулаки и лежали на груди, одна над другой.