Алые звезды Прованса
Шрифт:
Когда Пьетро предложил переехать к нему и перейти в другую школу, Пьер воспринял это не как чудо, а как логичное продолжение его стараний. Вместо того чтобы поддаться на уговоры соседских дружков и одноклассников прогуливать уроки, покурить или украсть из магазина бутылку спиртного, или «пощипать» развесивших уши прохожих и одиноких туристов, забредших непонятно зачем в их неблагополучный район, он хорошо учился, добросовестно помогал Пьетро и всем своим видом давал понять, что он здесь – в этом пространстве бедных домишек и в этой социальной плоскости – находится временно. В итоге его не любили, задирали, обзывали, подставляли, но он не реагировал, не сдавался, воспринимая все, как мелкие препятствия на пути в другой мир. Лучшая месть – равнодушие, – это была еще одна формула, выведенная маленьким Пьером на пути к счастью. «Все они – мелкие, недостойные моего внимания, жалкие людишки. Пусть развлекаются так, если им больше нечем заняться. Я не имею к ним никакого отношения», – успокаивал он себя, в который раз получив в подворотне в глаз после очередного отказа пойти вместе с ними. Били не по одному, а сразу несколько человек. Но он настолько не считал их достойным своего внимания, что даже никогда никому не жаловался. В итоге они отстали, но Пьеру уже было все равно,
– Я нашел себе работу, – сказал он бабушке, расплывшейся на диване у телевизора в обнимку с наполовину пустой бутылкой дешевого виски, вернувшись из магазина после разговора с Пьетро.
– Давно пора, хватит сидеть на шее у женщины. А то все вы, мужики, не прочь за мой счет устроить себе красивую жизнь.
– Это далеко, поэтому я жить тут больше не останусь. Буду по выходным к тебе приезжать, привозить еду. – По давно сложившейся привычке он не отреагировал на выпад мадам Арналь. Несмотря на то что за всю их совместную жизнь бабуля лишилась ради него суммы франков, не превышающей ту, что она тратила на порошковое молоко и некоторое количество продуктов. Да и большую часть денег небось вытребовала в службе социальной помощи. Но спасибо ей и на том. Без нее он бы не выжил.
– Еду он будет привозить! Ну надо же! Мне что, нужно в благодарностях теперь рассыпаться?! Я все свои сбережения до последнего сантима на него потратила, а он будет привозить еду! Мне нужны деньги… – Услышанная новость и последовавшее за ней праведное негодование заставили ее даже подняться с дивана, но ноги ближе к ночи уже не держали, и она плюхнулась обратно. – Ну и еда, конечно, тоже, – подытожила она заплетающимся языком и усмехнулась, гордясь собственной сметливостью: нас, мол, не проведешь. – А что за работа? – спросила вдруг она через несколько минут, но, не дождавшись ответа, заснула.
Пьер подумал, что, наверное, не стоило ей все это говорить. Мадам Арналь и так бы обрадовалась, если б внук просто тихо съехал и не мешал ей жить. Но Пьер решил, что все-таки бабушка не чужой человек и надо как-то о ней заботиться, наверное, она начнет в конце концов волноваться, куда он подевался. Заявит в полицию. Лучше уж предупредить сразу. И потом, в школе наверняка заинтересуются. А так пусть она скажет, что он переходит в другую. После сегодняшней ее реакции он также понял, что спокойной жизни ему не видать. Но может быть, Пьетро ему назначит какую-то небольшую зарплату, и он будет привозить ей деньги. Он вообще мало представлял, как все произойдет на самом деле, но чувствовал, что будет лучше, чем сейчас. «La nuit porte conseil…» [4] – совсем по-взрослому подумал он и лег спать, решив сосредоточиться на главном и не распылять себя на мелкие препятствия. Все разрешится, надо просто помнить о своей цели.
4
Утро вечера мудренее (франц.).
На следующий день после школы, пока он шел по улицам, составлявшим его привычный маршрут от уродской действительности до манящей, правильной и красивой, Пьер дал себе слово, что расскажет Пьетро о своей жизни без утайки. По сути, тот вообще ничего о нем не знает. Ничего – это, конечно, громко сказано. Главное, что должен знать будущий патрон, это что бабушка его юного помощника – жадная алкоголичка. Пьер очень волновался. Месье Аголини не захочет связываться с парнем, из-за которого могут случиться проблемы, а Пьер после вчерашнего выступления пьяной мадам Арналь не сомневался, что они возникнут. Но все же лучше рассказать сейчас, чем потом, когда он начнет привыкать к другой жизни, а его из нее выкинут. Он подумал еще и о том, что его выстраданное и выстроенное годами равнодушное отношение к бабушке претерпевает изменения. В него вселились злость и обида, пришло понимание того, что из-за бабки, которая, в сущности, ничего хорошего для него не сделала, а только попрекала его рождением на свет и считала обузой, может разорваться такая важная ниточка, по которой он только-только осторожно, как начинающий альпинист, пытался взобраться на вершину волшебной горы. Но стало понятно, что она не отступится, не выжав из ситуации все, что возможно. И обо всем этом он должен предупредить Пьетро. Если откажется от своего предложения, ну что ж, он, Пьер, будет искать другие пути.
На самом деле все эти мысли о том, что ему будет все равно, если месье Аголини откажется от своего предложения, были простой бравадой. Пьер не представлял, что никто его уже не позовет после закрытия магазина за овальный стол на кухне, где висят на стенах потертые шкафчики цвета морской волны, расписанные нежными букетиками, переплетенными красными бантами, и сливочный кафель соединяет их со столами темного дерева, а на газовой плите стояла большая чугунная кастрюля с рагу. И Пьетро огромным половником черпал оттуда сочные куски мяса с морковкой и картошкой и клал ему в глубокую синюю тарелку со словами: «Da, figliolo, mangia…» [5] И никто не станет давать ему из библиотеки книги в красивых переплетах, которые читали еще дети Аголини, а теперь он их проглатывал по ночам. И невозможно было представить, что старенькая мадам Бриге, заходя в магазин за очередной порцией отбивных, не принесет ему несколько конфет. Пьер не любил конфеты, но принимал их с благодарностью, и обязательно съедал: в отличие от тех, что он когда-либо пробовал по праздникам или по случаю (иногда оставляли бабушкины кавалеры), они действительно были вкусные. Как отказаться от того, чтобы не поиграть с двумя белыми терьерами месье Дюпрена на улице, пока тот выбирает себе паштет и колбасу к вину на ужин. Или просто от того, что любой из постоянных клиентов треплет его дружески по макушке и просит позвать месье. Отказаться и оказаться снова среди пьяниц, проституток, воришек и наркоманов, и просто бедных, несчастных, разочаровавшихся в жизни людей. И еще не факт, что ему выпадет второй такой шанс. Так что нечего зря бодриться, что все это он легко оставит и найдет новый путь, на самом деле он жутко этого боится, но нужно быть готовым ко всему.
5
На, сынок, ешь (итал.).
Потом они вдвоем сидели и долго обо всем говорили. Пьетро думал, что действительно при
6
Кто не рискует, тот не пьет шампанское… (франц.).
Заявление обошлось не слишком дорого. Всего за сто франков мадам Арналь пошла в школу и театрально заявила, что переводит внука в другое учебное заведение, потому что ее умному мальчику учиться с хулиганами и прогульщиками не пристало. Пьер принес ей в тот вечер (хотя, на всякий случай, вручил все утром) не только деньги, но еще и пакет с колбасами и паштетом, и бутылочку красненького. Она растаяла и готова была сделать в тот момент для внука все, что угодно.
Месье Аголини действительно положил Пьеру небольшую зарплату, чтобы тот покрывал бабушкины нехитрые потребности. К тому же каждые выходные внук приезжал (у него уже появились деньги на метро и на автобус) к ней и вручал коробку со свежим мясом, котлетами, колбасой, чтобы на всю неделю хватило, и с хорошей бутылочкой красненького, лично от месье Аголини. Старуха недоумевала и радовалась. Наконец она, пребывая в полнейшей благости от происходящего, созрела до того, чтобы спросить внука, где же он все-таки работает. Пьер самозабвенно и правдоподобно врал, что работает с другими ребятами в большом магазине и при нем учится. И что их кормят и платят им небольшую зарплату, которую он по долгу совести отдает бабушке, и у них такое училище, где растят будущих работников торговли. Раньше, когда у него не было цели, он не мог связать и двух слов, а сейчас говорил так складно, что поверили бы даже самые пристрастные родители, что уж говорить о мадам Арналь! Она осталась чрезвычайно довольна такими объяснениями:
– Не зря я молодость на тебя потратила, и все-таки гены, я считаю, сыграли свою роль! Не было у нас в роду лентяев и дураков.
– Ты, бабушка, у нас первая труженица, – отвечал повзрослевший внук.
– Что ты имеешь в виду, mon cheri?! – заливалась бабуля кокетливым смехом, уплетая колбаску.
В субботу ближе к закрытию в магазинчике, как обычно, было особенно людно. Все хотели накупить побольше еды на выходные. Пьер только успевал перемещаться от покупателя к покупателю, принимать заказы и паковать пакеты. Настроение становилось все лучше с каждой минутой и с каждым вновь зашедшим клиентом. Все с ним здоровались, все ему улыбались. Он любил шум людских голосов, любил запахи колбас, ветчины и паштетов, витающие в уютном, быстро ставшем родным пространстве, отделанном стеклом, сливочного цвета плиткой и темным деревом, любил продукты, которые они продавали, и стал постепенно разбираться в них все больше и больше. Он любил свою работу, звон колокольчика на двери, покупателей, вкусы которых уже выучил, любил их детей и собак. Ему доставляло радость даже мыть полы и выносить мусор. Но больше всего он ждал субботнего вечера. Когда магазин закрывался, месье Аголини считал выручку, а Пьер наводил порядок. Раскладывал все аккуратно по полкам и холодильникам, протирал витрины, окна и полы, закрывал жалюзи. А потом они шли на второй этаж, где долго сидели за ужином, месье Аголини учил Пьера готовить, и они разговаривали обо всем на свете. А потом мальчик шел в свою маленькую уютную комнатку, читал и засыпал счастливый в предвкушении, что завтра утром ему дадут горячий круассан и какао. Потом, правда, придется ехать к мадам Арналь, ну что ж, он съездит. Это же не то что раньше, когда он с ней жил. К тому же, получая съестное и материальное пособие, она стала гораздо добрее и вроде была довольна таким поворотом событий. «Неужели это все происходит со мной», – иногда думал Пьер и поражался удивительной и непредсказуемой судьбе. За что ему это все? За стойкость, за мечту, за непоколебимую уверенность, что он вырвется из той ужасной жизни? Ответить на этот вопрос он не мог, а по прошествии короткого времени понял, что очень боится все это потерять и никогда, ни за что по собственной воле не расстанется с тем, что обрел. Он будет беречь свой новый мир, как только сможет. Месье Аголини, друзья дома, покупатели, новые учителя не могли на него нарадоваться. Пьер старался вовсю: он отлично учился, не вступал ни в какие конфликты, с жадностью впитывал новые знания не только в школе, но и в магазине (в магазине особенно – он хотел знать про еду, которую они продавали, все), постигал новые законы поведения, учился, где надо схитрить, где надо приласкаться, вел себя скромно и дружелюбно, тренировал речь, читал книги и очень привязался к мсье Аголини, был ему фанатически предан и очень благодарен. И вот сейчас Пьер, протирая пол, в очередной раз думал о том, как неожиданно поменялась его судьба. Именно за этим занятием его и застала мадам Арналь.
– Хороший супермаркет! – Бабуля, пошатываясь, стояла посреди магазина пьяная в дребадан. – О! А вот и внук! Ну надо же, моет полы! Хоть бы раз бабке помог дома полы помыть, шельмец!
Покупатели замерли и удивленно переглянулись, недоуменно переводя взгляды с мальчика на женщину и на месье Аголини. Пьер выпрямился и несколько секунд стоял, держась за швабру, не зная, как реагировать на происходящее. Месье Аголини извинился перед посетителями и вышел из-за прилавка:
– Мадам Арналь?