Алый лев
Шрифт:
Он поднялся и потянулся. Изабель с удовольствием увидела, что его напряженность ушла, и еще она была рада, что он пришел к ней, чтобы поделиться тем, что его тяготило. Не все браки таковы.
— Полагаю, завтра или послезавтра я поеду в Водрей, так что мне лучше найти двух моих старших сыновей. Я им обещал урок рыцарского мастерства. — На его лице проступила грусть. — Кажется, вот совсем недавно я был в их возрасте, и мой отец учил меня делать выпады мечом, размахивая вместо него свитком пергамента.
— А твоя мать, несомненно, смотрела на вас, и сердце у нее уходило в пятки.
— Не
Изабель поежилась. Каждый раз, когда Вильгельм упоминал об этой истории из своего детства, о короле Стефане, который взял его в заложники за проступки его отца, у нее внутри все холодело. Его отец не сдержал своего слова, и в качестве кары за это Стефан пригрозил повесить Вильгельма на глазах всего осажденного гарнизона.
— И неудивительно. Если бы кто-нибудь попытался сделать такое с кем-нибудь из наших детей, я бы проводила его прямо к острию меча, — сказала она, скривив губы.
Он печально взглянул на нее:
— Я знаю, любимая. Их брак почти развалился, когда мой отец сказал королю Стефану, что тот может повесить меня, если ему так угодно, и что у него молот с наковальней еще куют и он наделает себе еще сыновей, получше, чем тот, которого он потерял.
Глаза Изабель запылали гневом:
— Если бы я была замужем за твоим отцом, я бы его убила. Он невесело улыбнулся ей:
— Думаю, моя мать тогда была к этому близка. Он чуть не перешел грань. Хотя дожил до преклонных лет и умер в своей постели, — он поцеловал ее в щеку. — Не волнуйся. Никто не собирается брать наших сыновей в заложники. — Нагнувшись, он поднял фигурку Изабель из коллекции кукол Махельт. — Я гляжу, у тебя тоже новый наряд, — он довольно причмокнул. — Мне нравится этот плащ.
— Из ирландского пледа, — ответила Изабель, впившись в него взглядом.
— Я заметил, хотя ты думаешь, что я ничего об Ирландии не знаю. Когда Ричард вернется из своего походя, я попрошу его отпустить меня в Ленстер. Мы достаточно долго ждали.
Изабель уставилась на него. Потом она обвила его шею руками и поцеловала в губы.
— Спасибо! — выдохнула она. — Спасибо тебе! Ухмыльнувшись, он обхватил ее за талию.
— Я собираюсь скоро напомнить тебе, как сильно ты мне признательна. Будь готова.
Она проводила его взглядом; теперь, после того как он разделил с ней свое бремя, его походка снова стала легкой и пружинистой. Потом она с сияющими глазами и зардевшимися щеками повернулась к своим женщинам.
Элизабет Авенел только и ждала, чтобы поддразнить ее:
— Господи, теперь я понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что ему стоит только взглянуть на вас — и вы уже с ребенком, — хихикнула она. — Вы выглядите как женщина, которую только что хорошенько удовлетворили.
Изабель рассмеялась и захлопала в ладоши:
— Так и есть. Мы едем в Ленстер!
Выражение лица леди Элизабет было ей наградой.
Глава 3
Водрей,
Вильгельм с облегчением увидел слуг, вносивших в комнату подносы с едой. Казалось, с тех пор как на рассвете после мессы он нарушил пост, перекусив хлебом с медом, прошли века, и в животе бурчало вот уже несколько часов. Они с архиепископом Кентерберийским, Хьюбертом Вальтером, провели долгие утренние часы на судебном заседании, верша то, что, Вильгельм надеялся, являлось подлинной справедливостью, хотя он и не был уверен, что все истцы были с ним согласны. От этих умственных усилий у него затекла задница, стучало в висках и жутко хотелось есть.
Оказалось, что у архиепископа тоже проснулся аппетит, судя по тому, как торопливо он благословил еду и подал знак слугам с чашами для мытья рук. Вильгельм вымыл руки ароматной водой, вытер их вышитым полотенцем и немедленно приступил к еде. Несмотря на то что все еще был Великий пост и предложенные блюда не отличались разнообразием, вареный лосось был мягким и сочным, а сладкая пшеничная каша на молоке с корицей, миндальной крошкой и изюмом была просто бесподобна. Грешное блюдо с бледно-желтым маслом стояло рядом с корзинкой хрустящих булочек из овсяной муки, и Вильгельм с готовностью к ним потянулся. Завтра он покается в чревоугодии.
Хьюберт Вальтер покачал головой, глядя, как Вильгельм намазывает масло на хлеб тупой стороной ножа.
— Я смотрю, ты так и не избавился от варварских английских привычек, — заметил он.
Вильгельм пожал плечами:
— Я родился в варварской Англии, а мужчине следует помнить, где его корни, как и то, куда он надеется попасть.
Хьюберт мягко улыбнулся и жестом унизанной перстнями правой руки дал понять, что не станет больше поднимать эту тему. Он тоже смог занять определенное положение в Церкви, начав не столь уж радужно, хотя в окружении, в котором он вырос, английская привычка намазывать масло на хлеб и не была в чести.
Во время еды мужчины не разговаривали о делах. Хьюберт, прирожденный судья, и рад был бы их обсудить, но Вильгельм предпочитал выбросить все из головы, чтобы лучше подготовиться к новым слушаниям.
— Твоя семья быстро растет, — сказал Хьюберт в промежутке между двумя ломтями лосося. — Сколько их уже?
— Четыре мальчика и девочка, — ответил Вильгельм. — Виллу девять, Ричарду семь, Махельт пять, Гилберту скоро два, а Вальтер родился на Рождество.
Он помнил имена и дни рождения всех своих детей памятуя о том, как Вильгельм де Броз однажды признался, что не помнит имена и возраст нескольких из своих шестнадцати детей.
Архиепископ проговорил задумчиво:
— Кто-нибудь из них станет служителем Церкви? Если собираешься кого-нибудь отослать к нам, то знай, что нет хуже судьбы, чем принять участие в Таинстве Рукоположения.
— Если кто-нибудь из них проявит к этому склонность, то я не буду препятствовать, — ответил Вильгельм. — Но сперва я хочу обучить их общим предметам. Я у отца четвертый сын, однако, если бы я дал обеты, и для меня, и для Церкви это была бы полная катастрофа. Мой брат Генрих куда больше подходит для роли священнослужителя.