Алый лев
Шрифт:
Вчера поздно вечером сразу после переговоров с королем Филиппом пересек море и прибыл в лагерь Пандульф, папский легат. На совете он сообщил, что французская армия полностью готова к нанесению удара. И ветер попутный. У Иоанна осталась последняя возможность уладить споры с Папой по поводу архиепископа Кентерберийского. Король может принять выбор Папы, Стефана Лэнгтона, или французская армия при полной поддержке со стороны Папы ринется в бой за Англию. Разговор затянулся далеко за полночь, свечи догорели до конца, у заседавших в совете покраснели и заслезились глаза. И, наконец, уже утром было принято
Вильгельм взглянул на палатки, принадлежавшие его ирландским и уэльским подданным, созванным сюда: здесь собрались простые солдаты из Ленстера, всем видам оружия предпочитавшие топор, лучники из Южного Уэльса, крепкий отряд воинов с границы, рыцари, служившие в его войсках. Это были сильные люди, способные постоять за свою землю, и он бы встал с ними рядом, если бы дошло до битвы. Вильгельм почувствовал укол сожаления и улыбнулся. Он напоминал старого боевого коня, которого кормили овсом, и теперь он стоял, роя копытом землю у двери конюшни, потому что заслышал вдали бряцание оружия.
— Ну что, французы идут? — спросил Вилли, присоединяясь к нему. Иоанн отпустил его, и теперь он ждал вместе с людьми Вильгельма. Ричард пока оставался на службе у короля, хотя официально больше не был заложником.
Вильгельм отрицательно покачал головой:
— Надеюсь, что нет. Иоанн согласился признать Стефана Лэнгтона архиепископом Кентерберийским, платить Папе тысячу марок в год и выплатить Церкви требуемые деньги. Рим почти установил в Англии свое господство. Если французы нападут, монета упадет к ним обратной стороной, и тогда они станут отлученными от церкви, а не мы.
Вилли смотрел на отца.
— Ты хочешь сказать, что ему удалось соскочить с крючка?
— Да, с помощью его советников, — ответил Вильгельм, бросив в сторону Вилли предостерегающий взгляд. — Мы все сказали свое слово: Ворвик, Дерби, Суррей… я. Мы сказали ему, что он не может воевать одновременно со своими лордами, с Францией и с Папой; если он хочет выжить, ему нужно убрать одну из фигур с доски, и Рим подходит как нельзя лучше.
Вилли выглядел недовольным.
— Это хорошо, что нам теперь не придется сражаться с французами, но… но кто теперь остановит Иоанна? — спросил он. — Если у него теперь есть поддержка Папы, он по всем нам проедется. Он не должен быть королем. Он продает вдов на торгах, он унижает наследниц, он заставляет других платить за его прихоти… бросает жен и сыновей своих вассалов в подземелья и оставляет подыхать там от голода, он…
— Говори тише, — перебил его Вильгельм, — ты что, при дворе ничему не научился?
— Ха! Более чем достаточно!
— Мы стараемся, чтобы он стал настоящим королем. Если мы восстанем против него, это будет против воли Божией и против нашей чести. Он будет вынужден признать Стефана Лэнгтона архиепископом, и это на какое-то время охладит его пыл.
Вилли сжал челюсти.
— Все равно французы могут прийти, — упрямо сказал он. — Филипп не для того созывал всю свою армию в Нормандию, чтобы сейчас ее просто распустить.
Вильгельм вздрогнул.
— Если они придут, они будут прокляты. Как только легат примет у короля клятву, он отправится к Филиппу, чтобы предупредить французского короля о том, какой опасности он подвергается.
Он оглянулся:
Иоанн повернулся, встал перед Пандульфом на колени и протянул к нему сложенные руки. Пандульф взял его руки в свои, наклонился и поцеловал его в знак того, что отпускает его с миром, так, как обращается господин к вассалу. По толпе наблюдавших за этим лордов пробежал гул облегчения, подобный тому, когда ослабляют наконец долго стягивавший живот пояс. Однако были и те, кто смотрел на происходящее со злостью и тревогой. Не все хотели такого исхода.
Вилли глядел на это, пока мог, а потом, развернувшись и задев отца плечом, ушел.
Некоторое время спустя Вилли стоял на вершине высокой скалы за замком, смотрел на море, пенившееся у берега далеко внизу, и размышлял о случившемся. Он знал, что должен быть рад тому, что французы не нападут, но в душе у него бушевали другие чувства.
Ветер почти сбивал его с ног. Вилли подумывал о том, чтобы подойти ближе к краю. Но по склону со стороны замка карабкалась какая-то фигура, и Вилли поморщился, когда понял, что это Жан Дэрли.
Жан, тяжело дыша, какое-то время молчал, стоя с ним рядом, держась одной рукой за бок.
— Это он тебя послал? — требовательно спросил Вилли.
Жан отрицательно покачал головой:
— Если бы он знал, что я здесь, он бы напустился на меня. Может, он был бы прав, но я хочу кое-что вам сказать, а займет это немного времени.
Вилли смял носком сапога головку розового клевера.
— Тогда говори, и покончим с этим. Ты все равно не сможешь меня ни в чем переубедить.
Жан взглянул на море.
— Я знаю вашего отца с тех пор, как он взял меня к себе на службу подростком и сделал рыцарем. Он стал мне как отец. Я очень его люблю, и именно поэтому я принимаю то, что он поклялся в верности Иоанну. Пока не отлетел его последний вздох, он сделает все, что в его силах, чтобы удержать его на троне. Его ничто не остановит, даже его сыновья.
— Не будь так в этом уверен, — сказал Вилли с угрозой.
— Надеюсь, вы тоже его любите, — ответил Жан с тихой злостью в голосе.
У Вилли ком подступил к горлу.
— А ты всегда бьешь ниже пояса? — огрызнулся он.
— Никогда, — Жан покачал головой. — Я всегда целюсь в сердце.
Глава 32
Кавершам, Беркшир, весна 1214 года
— Что ты о ней думаешь, мама? — спросила Махельт, понизив голос, чтобы ее не было слышно за окном, перед которым они с матерью сидели, вышивая плат для алтаря Кавершамской часовни.