Алый Рубин. Любовь через все времена
Шрифт:
— Конечно, моду 1912 года нельзя сравнить с экстравагантностью рококо, — заметила мадам Россини, передавая мне кожаные сапожки на пуговках. — Я бы сказала, очарование женщин скорее пряталось, чем подчёркивалось.
— Я бы тоже так сказала.
— Теперь причёска. — Мадам Россини легонько подтолкнула меня к стулу и расчесала мои волосы на косой пробор. Затем она закрепила пряди на затылке.
— Не слишком ли — а-хм — пышно здесь, за ушами?
— Так и надо, — ответила мадам Россини.
— Но
— Тебе идёт буквально всё, моя маленькая Лебединая шейка. Кроме того, это не конкурс красоты. Речь идёт о…
— … аутентичности. Я знаю.
Мадам Россини рассмеялась.
— Вот и хорошо.
В этот раз за мной пришёл доктор Уайт — он должен был отвести меня в подвал с хронографом. Доктор был, как обычно, в дурном расположении духа, зато Роберт, маленький мальчик-призрак, радостно улыбался мне.
Я улыбнулась в ответ. Он был ужасно милый, с его светлыми кудряшками и ямочками на щеках.
— Привет!
— Привет, Гвендолин, — ответил Роберт.
— Нет никаких причин для столь бурной радости, — заметил доктор Уайт, махнув чёрной повязкой.
— О нет, зачем это опять?
— Нет оснований доверять тебе, — ответил доктор Уайт.
— Ах! Дайте сюда, грубиян! — Мадам Россини выхватила у него из рук чёрный платок. — На этот раз никто не испортит Гвендолин причёску!
А жаль. Мадам Россини собственноручно и очень осторожно завязала мне глаза. Из-под повязки не выбился ни один волосок.
— Удачи, дорогая, — сказала она мне вслед. Я слепо махнула рукой на прощанье. Снова это неприятное чувство — спотыкаться в пустоте. Но путь в подвал с каждым разом становился всё более знакомым. Тем более что сейчас мне помогал Роберт. «Ещё две ступеньки, потом налево через тайную дверь. Осторожно, порожек. Ещё десять шагов, и мы у большой лестницы».
— Действительно замечательный сервис, большое спасибо.
— Не надо иронии, — сказал доктор Уайт.
— Почему ты слышишь меня, а он нет? — огорчённо спросил Роберт.
— Я тоже не знаю, к сожалению, — ответила я, и меня охватило сострадание к нему. — Ты хочешь ему что-нибудь сказать?
Роберт молчал.
Доктор Уайт сказал:
— Гленда Монтроз права. Ты действительно разговариваешь сама с собой.
Я вела рукой по стене, вдоль которой мы шли.
— Ах, я знаю эту нишу. Сейчас опять ступенька, вот она, и через двадцать четыре шага поворот направо.
— Ты считала шаги!
— Только от скуки. Почему вы, собственно, такой недоверчивый, доктор Уайт?
— Совершенно нет. Я тебе вполне доверяю. Потому что в данный момент ты достаточно благонравна, разве что сбита с толку вывернутыми идеями твоей матери. Но никто не знает, что из тебя получится. Поэтому мне бы не хотелось, чтобы ты знала местонахождение
— Этот подвал не может быть таким уж большим, — возразила я.
— Ты и представления не имеешь, — заявил доктор Уайт. — Мы в нём теряли людей.
— Правда?
— Да. — В его голосе послышался отзвук смеха, и я поняла, что он шутит. — Некоторые целыми днями блуждали по коридорам, а потом их опять выносило к началу.
— Я бы хотел сказать ему, что мне очень жаль, — произнёс Роберт. Очевидно, ему надо было время для раздумья.
— Ох. — Бедный паренёк. Если бы я могла остановиться и обнять его! — Но ты же не виноват.
— Ты уверена? — Доктор Уайт, видимо, всё ещё думал о потерявшихся в подвале людях.
Роберт засопел.
— Утром мы поругались. Я сказал, что ненавижу его и хотел бы иметь другого отца.
— Но он же не принял это всерьёз, наверняка нет!
— Принял. И сейчас он думает, что я его не люблю, и я больше не могу ему это сказать. — Тонкий голосок, который сейчас заметно дрожал, разрывал мне сердце.
— Поэтому ты всё ещё здесь?
— Я не хочу оставлять его одного. Он не может видеть и слышать меня, но возможно, он чувствует, что я рядом.
— Ох, миленький. — Я больше не могла выдержать и остановилась. — Я уверена, он знает, что ты любишь его. Каждый отец знает, что дети иногда говорят вещи, которые вовсе не имеют ввиду.
— Правда, — сказал доктор Уайт глухим голосом. — Если отец на два дня запретил детям телевизор, потому что они оставили велосипед под дождём, то ему не стоит удивляться, если они начнут кричать и говорить такое, что в обычном состоянии им бы и не пришло в голову.
Он повёл меня дальше.
— Я рада, что вы это сказали, доктор Уайт!
— Я тоже, — добавил Роберт.
Остаток пути мы с ним пребывали в отличном настроении. Наконец открылась тяжёлая дверь — и снова захлопнулась за нашими спинами.
Я сняла повязку. Первый, кого я увидела, был Гидеон с цилиндром на голове. Я расхохоталась. Ха! Сейчас болваном в шляпе был он!
— У неё сегодня исключительно хорошее настроение, — заметил доктор Уайт. — Благодаря обильным разговорам с самой собой. — Но это прозвучало не так саркастично, как обычно.
Мистер де Вильерс тоже расхохотался.
— Смотрится действительно забавно, — проговорил он сквозь смех. — Ты похож на директора цирка!
— Рад, что вам понравилось, — сказал Гидеон.
Не считая цилиндра, он выглядел очень хорошо. Тёмные брюки, тёмный сюртук, белая рубашка — эдакий гость на свадьбе. Он окинул меня взглядом с ног до головы, и я, затаив дыхание, стала ждать реванша. На его месте я бы сразу придумала как минимум десять язвительных замечаний по поводу моего костюма.