Алый талисман
Шрифт:
— Я, товарищ командир.
— К вылету полка развернуть на старте полковое знамя!
— Есть развернуть знамя!
Все шумно направились к выходу, Ломовцев окликнул Дворникова и Алимкина:
— Задержитесь. Возможно, у «хозяина» будут по ходу дела вопросы. Вам лучше знать, подскажете. Думаю, ждать придется недолго. Только бы «юнкерсы» не нагрянули…
Ожидая звонка из штаба воздушной армии, куда сейчас срочно отбыл Витрук с докладом генералу Красовскому о результатах разведки, Ломовцев, беря в расчет
— Значит так, товарищ Дворников, вы полетите на новом самолете, он уже опробован в воздухе. Пойдете по старому маршруту рядом с Изотовым. Он поведет полк. Поможете ему в ориентировке и выборе захода на цель… Пашков, уведи ты этого фрица в изолятор. Что он здесь глаза мозолит! Без него дел невпроворот.
Пленный, заметив, что конвоир кивает ему на дверь, поспешно стал говорить что-то, указывая на стопку бумаг на столе.
— Наверное, просит, чтоб вернули фотографии, — пояснил Алимкин Ломовцеву.
Комполка придвинул к себе стопку, рассматривая верхний снимок: полная, дородная блондинка обнимает за плечи таких же полных, нарядно одетых девочку и мальчика. Даже с фотографии от их лиц пышет здоровьем и самоуверенностью.
Ломовцев припомнил картины освобожденных от фашистов мест: бабы, впряженные в соху на пахоте, опухшие от голода детишки…
— Ну, чего ты хочешь? — комполка поднял тяжелый, недобрый взгляд на немца.
Тот указал рукой на фотографии, затем на свой нагрудный карман, где висели три креста, и, прижав ладонь к сердцу, пояснил:
— Дас ист Марта унд майн киндер…
Ломовцев перебрал еще несколько фотографий и почувствовал, как пересохло в горле, кровь ударила в голову.
Иван и Георгий через плечо командира видели его дрожащие руки, медленно перебирающие фотографии, на которых беспристрастно было запечатлено то, чему названия нет.
Вот колонна наших пленных красноармейцев. Босые, в изорванной одежде, с грязными повязками на ранах.
На переднем плане, явно позируя фотографу, скалит лошадиные зубы конвоир — здоровенный немец. Каска набекрень, на груди новенький шмайсер. Рукава мундира лихо засучены — такая, мол, работа. Рукоять и магазин автомата сжимают крепкие мускулистые руки. От такого пощады не жди…
— Весело, нечего сказать, — сдавленным голосом проговорил Ломовцев, вскинув прожигающий взгляд на фашиста.
— Их нихт ферштейн, — испуганно пролепетал пленный. — Их нихт ферштейн!
— А-а, не понимаешь, фашистская сволочь! — процедил сквозь зубы Алимкин, вплотную подойдя к гитлеровцу. — А отрывать ради забавы руки детям, расстреливать, насиловать, сжигать живьем, это ты понимаешь, выродок?
Иван, бледный, с горячечным блеском в глазах, не находя больше слов, задохнувшись от ярости, вдруг хлопнул пятерней фашиста в грудь, тряхнул его так, что железный крест отлетел в сторону и с жалобным звоном запрыгал на полу.
Ломовцев вскочил со стула, грохнул кулаком по столу:
— Иван! Не трогай его! Не марай рук…
СОЛНЦЕ
Механик Беднов опробовал мотор нового самолета, внимательно наблюдая за показаниями приборов: счетчика оборотов, давления масла и температуры воды. Сбросив газ, похвастался по СПУ Беликовой, которая проверяла свой пулемет.
— Наталья! Ну и мотор!
— Сейчас скажешь: работает, как пчелка, — передразнила она механика.
— И скажу, чего ж тут…
— Данилыч, выключай! Две ракеты — готовить к вылету!
Беднов и сам теперь видел два зеленых шарика над КП полка. Со всех сторон к самолетам бежали летчики, техники, стрелки. Данилыч, пыхтя и покряхтывая, стал выбираться из кабины: сейчас прибежит Георгий, а он заминок не любит…
И тут кто-то саднящим душу голосом закричал: «Во-о-здух!»
Наталья выбралась на крыло и, держась за фонарь кабины, посмотрела вверх: десятка два «лаптежников» — Ю-87, перестраиваясь на ходу в цепочку, подходили к границе аэродрома. Сверху их прикрывала большая, группа «мессершмиттов».
Наташа спрыгнула в узкую щель за самолетным домиком. Там уже был Беднов. Тяжело дыша, он опасливо поглядывал вверх, то и дело повторяя: «Вот штрундели, вот колбасники проклятые!..»
Сверкнув сизым опереньем, первый «юнкерс» полупереворотом вошел в пике, показывая хищный излом своих крыльев. За ним — второй, третий… С нарастающим воем к земле полетели бомбы.
До первого взрыва Георгий успел спрыгнуть в щель.
— Наташка! — крикнул Дворников. — Ведь этих привели те самые три мессера, что мы с тобой не добили!
Ахнула и качнулась земля. Черные фонтаны разрывов в дикой пляске пошли гулять по полю.
— Ничего, в капонир угодить не просто, — утешал вслух себя Беднов. — А в щель-то, поди, еще мудренее…
Георгий, присев на корточки и задрав голову, наблюдал, как подоспевшие «яки» схлестнулись с «мессерами».
Часть наших «ястребков» прорвалась к «юнкерсам» — и вот один из «лаптежников» уже горит. Черная траурная лента дыма уныло тянется за ним к земле…
Снова заход. Теперь бомбы ложатся совсем близко от их капонира. Одна из них попадает прямо в техническую землянку. Веером разлетаются доски, приспособления, инструмент. Горящая канистра с бензином пылающим факелом летит в сторону капонира и в трех метрах от него падает на чехлы, охватив их пламенем.
Георгий, высунувшись из щели, сразу понял, что пришла беда: пламя вот-вот может перекинуться на самолет. Но пока он лихорадочно предполагал, что и как следует предпринять, Наташа пружинисто выпрыгнула из щели и, пригнувшись, придерживая на ходу пистолет, бросилась к огню.
— Стой! Наталья, куда же ты, глупая! — запричитал Данилыч. И сам тут же, покряхтывая, выбрался из щели, трусцой направился к капониру. Его обогнал Георгий, крикнув на ходу:
— Давай, старик, жми за огнетушителями! Живо! Наташа набросила на огонь сухой брезент, топча