Амалия и Золотой век
Шрифт:
— Вам никогда не казалось, госпожа де Соза, — продолжал щедро лечить меня словами господин Верт, — что нам несказанно повезло, что мы попали в эту страну? И возвращаясь к Голливуду. Мне думается, что это они, люди оттуда, приехали сюда десантом, поставили декорации какого-то дешевого мюзикла, сняли его. Уехали. А декорации и статисты остались. И живут в этой ненастоящей стране, где все страсти смешны и выспренни, даже когда тут льется настоящая кровь. Если это, конечно, страна. После инаугурации здешнего выдающегося президента нас пытаются убедить в том, что страна
Он был абсолютно прав, но мне следовало хоть на время выйти из сказки.
— Какими словами благодарят тех, кто спас вам жизнь, господин Верт? У меня всегда с этим были трудности.
И тут я наткнулась на острый взгляд этих светлых глаз:
— Я заметил это «всегда», но оно лишь подтверждает вашу репутацию, госпожа де Соза. Вам в данном случае трудно потому, что мне еще надо доказать, что это не я нанял того апаша за пять песо, чтобы он помахал перед вашим носом своим лезвием, а я бы появился как раз в нужный момент и спас вас.
Я кивнула:
— Но тогда вы запаслись бы оружием, господин Верт. А так вы начали делать что-то несусветное.
— Заставить вашего противника засмеяться — тоже оружие, а местные жители очень подвержены такому соблазну. На самом деле я же видел, что вы ищете что-то в сумочке. Требовалась лишь чуточка терпения.
Тут он сделал небольшую вкусную паузу.
— И должен вас поздравить, это было быстро, мне не пришлось долго клоунствовать. Ведь обычная женщина долго бы искала свой пистолет среди всех этих пудр и помад, я же знаю, что это и вправду нелегко.
— Обычная, — повторила я, откидываясь на сиденье.
— Да-да. Вы необычны и склонны к неосторожности, сказал мне один наш общий знакомый. Люди считают, что он просто-напросто хороший писатель и драматург. А мы с вами знаем, что не только это.
— Так, господин Верт. Все убедительно, но не очень доказательно.
— А давайте пока не будем ничего друг другу доказывать. Давайте танцевать. Ведь еще совсем недавно, кроме того что меня просили присматривать за вами… что я в данный момент и исполняю… каждый из нас занимался своим делом. Вы — своей коммерцией, а я…
— Да, чем занимаетесь здесь вы?
Он вздохнул и чуть нахмурился.
— С этим небольшие проблемы. Вообще-то я здесь профессор. Смешно было произносить это слово еще пару месяцев назад, но вот — это случилось, я профессор старой Сорбонны в новом Университете Филиппин.
— Боже мой, я же там училась, как это приятно! В Сорбонне, я хочу сказать.
— Я знаю, что вы там учились. А я в Париже прожил много лет, и не так трудно было телефонировать, уговорить кое-кого сделать мне пару нужных бумаг. Местные жители все равно не знают, как такие бумаги должны выглядеть. А если они захотят проверить, кто такой господин Верт, то в Париже все предусмотрено. Найдется даже пара как бы помнящих меня студентов.
— И что вы здесь делаете?
— Приехал на деньги Сорбонны изучать новый политический феномен. Колония, которая уже не совсем колония. А «содружество». Что за чертовщина? Да, вдобавок
— Ну, если мы так откровенны, то намекните — чем вы заняты на самом деле.
— Намекну: до Манилы я провел две недели в Токио. В том же качестве.
— С вашим французским?
— Ни малейших проблем. Им почти все равно, английский это или французский. А еще там тучи немцев, и я с моим немецким вполне обходился. И дальше я должен был ехать сюда и, как видите, приехал. Но!
Он сделал паузу.
Японцы. Вот как. И если этому человеку можно верить…
— Договаривайте, господин Верт. Что же не так?
— Я должен был в определенный момент получить от нашего с вами общего знакомого телеграмму, письмо, — чуть раздраженно сказал он. — Или хоть что-то. Намек на то, что мне делать дальше. Вместо этого я сижу здесь в некотором недоумении. Мне кажется, что-то не сработало. Писем нет. Ничего нет.
Огни Эскольты летели мимо нас и над нами, впереди вырисовалась площадь Санта-Крус с конусом собора, украшенного странной, похожей на китайскую пагоду колокольней.
— Я начинаю вам верить, господин Верт, — сказала я, наконец. — Потому что у меня, в общем… Примерно то же. Что-то случилось. У него что-то произошло, важное. Иначе бы… Это что же — нас здесь забыли? Как тех самых статистов, оставшихся от уехавших голливудцев?
— Ну и прекрасно, — сказал он. — А раз так… мы будем танцевать!
2. Отец мой, я согрешила
Начиналась эта история несколько недель назад более чем мирно. Забытая на краю света голливудская декорация вместе с продолжающими что-то играть статистами? Хорошо, очень хорошо, господин Верт, но в те первые минуты на твердой земле после лайнера из Гонконга я воспринимала все очень всерьез. Никакой декорации. Просто сказка наяву.
Сначала было разочарование — не должен легендарный отель даже не то чтобы стоять так близко к порту, но быть, фактически, частью порта. Всего несколько минут по раскаленной светло-серой полосе пристани, среди толпы, на замечательной повозке (у лошади на голове подрагивают выкрашенные в красное перья) — и тебя по кругу подвозят обратно, к зданию, или нескольким слепленным вместе зданиям, которые чуть ли не на самой пристани и стоят. Если бы не чемоданы, то это напрямую пять минут пешком.
Но внутри… ах, внутри.
Двойной ряд белых колонн, мощные арки. Огромные люстры тяжелого металла. Зыбкое, безграничное пространство — это даже не зал, это… мир? Ну да, в его центре все как всегда — твердый мрамор пола, плетеные кресла с подушками, диваны, погашенные сейчас электролампы на столах и пальмы в горшках рядами, везде, везде. Но по краям — что за разбегающиеся в стороны колоннады и проходы? Сюда войдет полгорода, подумала я. Войдет — и растворится в этом нереальном мире, потому что по всем стенам тут зеркала за деревянными решетками от пола до потолка, зеркала, уничтожающие пространство и затягивающие в бесконечность движущиеся фигуры в белом и шляпки дам.