Амазонка: призраки зеленого ада
Шрифт:
Найдя в лесу ловушку, полезно выяснить, исправна ли она и как давно насторожена. Если верно последнее, то это верный сигнал близости человека. По тому, как сделана западня, я пойму, кто ее хозяева: индейцы или белые. Знающие люди могут по конструкции ловушки определить даже принадлежность охотника к тому или иному племени.
Ну и если, выйдя к берегу реки, я вижу привязанное каноэ или плот, то — ура! Его владелец появится в ближайшее время.
Пожары в перенасыщенных влагой джунглях случаются крайне редко. Следовательно, почувствовав запах гари или увидев вдали клубы дыма, я пойму, что индейцы выжигают лес под свои огороды. Лай собак и крики петухов, наряду с запахом дыма, неоспоримое свидетельство близости человека, «цивилизованного» или нет.
Изредка
Постоянно живя в джунглях или же путешествуя по диким лесам, не менее важно, чем ориентироваться на местности, уметь предсказывать погоду. Я перечислю лишь некоторые атмосферные явления. Их важно знать, планируя пешие переходы, охоту, рыбалку и многое другое.
Низкие свинцовые тучи, разбавленные туманом и неподвижные, — верный признак приближения дождя. Однако если облака несутся по небу, гонимые сильным ветром, и рвутся в клочья, то, скорее всего, дождь или минует, или будет непродолжительным.
Когда небо затянуто белесой полупрозрачной облачностью, которая или неподвижно висит, или же едва заметно движется, то дождь выпадет почти наверняка, но случится это не слишком скоро. Зато дождить будет долго, и погода испортится на несколько ближайших дней.
Когда, бродя в джунглях, слышишь далекие раскаты грома, видишь зарницы или вспышки молний, то вероятность того, что гроза захватит и тебя, мала. А вот если небо почернело — тропического ливня не миновать, и он накроет в ближайший час.
Затянутый черными тучами горизонт и свесившиеся «ноги» дождя, в то время как часть неба чиста и над головой сияет солнце, означает, что осадки прольются вдали. Если же завеса дождя быстро и неумолимо надвигается, то следует спешно ставить укрытие или быть готовым промокнуть.
Красный закат, заливший весь западный горизонт, с вытянутыми, словно пылающими огнем облаками — предвестник длительной засухи. Почти наверняка в ближайшие неделю или две не выпадет ни капли влаги.
Густые туманы по утрам обещают жаркие и солнечные дни, которые особенно тяжело переносятся при путешествии по рекам и озерам. И напротив, если днем или ночью жара начинает усиливаться и духота становится нестерпимой, то это верный признак надвигающегося ненастья.
Стволы деревьев, ветви, листья, хлопья пены и всякий сор, плывущий по реке в солнечную погоду, верный признак выпавших в верховьях сильных дождей. В предгорьях сплошь и рядом случается, что дождь проливается лишь по одну сторону водораздельного хребта. И тогда приток главной реки вздувается и становится настолько бурным и неистовым, что переправиться на другой берег в месте слияния двух потоков подчас невозможно. Однажды я по собственной глупости чуть было не утоп, рискнув ночью переправляться через разбушевавшуюся реку.
Наконец, есть еще один вернейший признак, по которому можно узнать о приближении дождя. Если вам не посчастливилось, вы где-то подхватили чесотку и зуд вдруг стал нестерпимым, то знайте — погода изменится к худшему. Впрочем, совсем не обязательно самому обзаводиться чесоточным клещом: можно понаблюдать за пораженными им животными.
А для этого надо отправиться в глубь джунглей, не побояться открыть себя приключениям. Почувствовать дыхание жизни.
Глава пятая
Индейцы с Реки Утренней звезды
В прежние времена обезьяны были как люди, и именно им принадлежали каменные топоры. Кото, макисапа, фрайле и гуапо — все они были людьми. Потом кото вымазал ладони черной краской уиту и превратился в
Завернутый в черную клеенку труп маленькой девочки лежал на стланях посреди лодки, и на второй день пути пассажиры, расположившиеся ближе к корме, стали все отчетливее ощущать тошнотворный смрад разлагающейся на тропической жаре плоти. Девочка-сирота умерла далеко от дома, и теперь ее везли вверх по реке, к родственникам. Молодой, лет семнадцати, индеец всю дорогу молча сидел, скрючившись, на дне лодки с ничего не выражавшим, застывшим лицом. И только когда из-за излучины навстречу показывался большой индейский плот, груженный мешками с маисом, гроздями зеленых платано, курами и запертыми в деревянных клетках откормленными свиньями, юноша поднимал голову и принимался громко, нараспев причитать. И тогда над водой, заглушая тарахтящий гул слабенького бразильского мотора «пеке-пеке», несся заунывный ритуальный плач по покойнику индейцев-чайяуита:
Уинау, уинау гимини; Танауатана маша йоунитеранкы канампура. Ипорасы куаги ина йоункирауын… Мой сын — мертв. Я оставил тебе поесть. А сегодня ты уже и не думаешь о еде…Плоты причаливали к белым песчаным пляжам, пассажиры лодки также получали возможность размять ноги и справить естественную нужду, а индейцы между тем бурной скороговоркой обменивались новостями.
Я был одним из пассажиров. И направлялся из города Юри-магуас, что стоит на левом берегу широкой Уальяги, в верховья мутно-рыжей реки Паранапура. Или — как ее зовут чайяуита — Кангии из-за большого количества пальм канги, растущих по ее берегам. Вдали, по левую руку, за хорошо обжитой метисами и индейцами прибрежной полосой, вздымались тонувшие в голубоватой дымке хребты перуанской Восточной Кордильеры. Они резко обрывались к заболоченной, плоской-плоской равнине, покрытой густым темно-зеленым ковром джунглей. Справа же далей не было видно за высокими зарослями тростника и расчистками. Но я хорошо знал, что там, на севере, до самого Мараньона-Амазонки простирается все та же труднопроходимая сельва. Жаркая, густая, утонувшая в болотах и после тропических ливней превращающаяся в настоящий ад для европейца — рай для комаров рода Анофелис, переносящих малярию. Нет-нет, я не преувеличиваю. Амазонская сельва — с которой я неплохо знаком по предыдущим экспедициям в Южную Америку — сильно разнится от местности к местности и по моим представлениям является почти что «землей обетованной» в тех местах, где она карабкается на высоту пятьсот-семьсот метров над уровнем моря. То есть в предгорьях Анд и на предгорных равнинах, лишенных агуахалей — бескрайних нездоровых болот, поросших стройной пальмой агуахе, от которой они и получили свое испанское название.
Зачем я забрался в эти нездоровые места, куда по доброй воле не поедет ни один здравомыслящий человек? На то была своя причина. Я плыл за приключениями, которые — стыдно признаться — в мои почти тридцать лет все еще составляют смысл жизни вашего покорного слуги. Точнее, за Большой Легендой. Ну а если быть совсем откровенным, то за сокровищами, которые — найди я их — существенно бы поправили мое финансовое положение. Что это за сокровища, я пока что толком и не знал. А вот что о них хорошо известно индейцам-чайяуита — моим спутникам и, как я смел надеяться, в будущем друзьям — не вызывало никаких сомнений. Но всему свое время, и о кладе я расскажу, когда настанет черед. Пока же я сижу в лодке в обществе маленькой покойницы и ее родственника, моториста, его жены с грудным младенцем и их миловидной дочерью лет пятнадцати-шестнадцати.