Амазонка: призраки зеленого ада
Шрифт:
Пиявки — калю-калю, крайне редко попадающиеся в других местах и даже в реках, в агуахалях встречаются чаще, присасываясь к незащищенным участкам тела. Даже если ты следишь за ними, регулярно осматриваешь себя — я, например, с детства ненавижу пиявок, испытывая к ним смесь отвращения и страха, — то все равно отыщешь на себе присосавшуюся склизкую гадину. Вцепится же такая дрянь! Почти бесполезно пытаться отодрать ее силой. Но если окурить ее сигаретным дымом или смочить табачным соком, то тварь отвалится сама. Избавиться от кровососа также можно, приложив к нему размочаленные листья табака или же просто прижечь его сигаретой или зажигалкой, стараясь при этом не подпалить собственную шкуру.
От вездесущих комаров — другой напасти пальмовых
Вот что такое агуахаль, уважаемый читатель. К счастью, пока индейцы намерены ограничиться лишь средним и нижним течением тенистой Кунии. В болота нам тоже предстоит идти, но чуть позже, за «пчелиной водой»: так чайяуита называют самое любимое сладкое лакомство в джунглях — мед диких пчел.
Не случайно именно сегодня все три семьи и я будем ловить рыбу. Весь вчерашний день и половину ночи лил дождь. Понятное дело, вздулась и большая река, и притоки, куда зашла рыба. Поэтому, чтобы не дать ей уйти вместе с убывающей водой, Аро и Кано потемну перегородили Кунии высокой циновкой-полотном из расщепленного бамбука.
Итак, все готово. Корзина до половины наполнена едкой массой из перемолотых листьев ах'кауа, и мы грязной тропкой, истоптанной широкими босыми ступнями, отправляемся в дом к Аро, где сидим и пьем масату. Постепенно сюда подтягиваются все новые и новые люди. Индеанки держатся отдельно. На лицах многих из них узоры-черточки черного, красного и фиолетового цветов. Последнее — от цветного химического карандаша. Выглядит красиво до тех пор, пока их не смоют пот и вода: в отличие от растительных красок, карандаши не стойки к влаге. Яркие блузки некоторых женщин подчеркивают общее приподнятое настроение. Еще бы! Сколько бы рыбы ни наловили сегодня, это будет отличным дополнением к столу. Особенно учитывая то обстоятельство, что последние два дня все мы сидим без мяса, перебиваясь вареными бананами, клубнями маниока и бражкой из них же.
По песчаному пляжу большой реки суетливо бегают два красноногих, черно-белых куличка-галстучника, самец и самка. Где-то неподалеку у них гнездо, вот птицы и волнуются. Индейцы зовут их уайраши и не употребляют в пищу, потому что верят, будто те обладают «секретом», как выражается Аро. «Секрет» в представлении чайяуита — все, что способно оказывать любое магическое воздействие. Это может быть трава, кости или черепа животных. Что же касается «секрета» куличка-уайраши, то он в следующем. Если юноша, желающий влюбить в себя девушку, убьет птицу, отрежет ей лапку, извлечет из нее трубчатую косточку и станет смотреть в нее «как в бинокль» на объект воздыхания, то это притянет девушку, и она влюбится в своего поклонника.
Есть еще другая крошечная серая пичуга, живущая возле рек парами и редко-редко попадающаяся на глаза по четыре. Чайяуита называют ее уишуруку и утверждают, что ей свойственно предсказывать будущее. К примеру, если она кричит: «аши-аши», то путешествующие на каноэ должны знать, что она предвещает или приближение дождя, или какую-то опасность. Напротив, когда уишуруку весело щебечет, то все будет хорошо и плывущим ничто не угрожает.
Маленький коричневый ястребок-ми'мито' с желтым «лицом» живет неподалеку от человека. Иногда, сидя на сухой ветви дерева, выдающейся из кроны, он громко кричит: «пииии-пииии.» — и своим криком предупреждает людей о том, что должно произойти что-то плохое. Например, человек плохо себя чувствует и, услышав голос ястребка, знает, что вероятность того, что он умрет, весьма велика.
— Хей! Ну'кутара щинща, ну'кутара щинща! — бормочет себе под нос Кано, полоща корзину с ядом в мутных водах Кунии.
Смысл его заклинания — оказывается, традиционного для чайяуита — можно перевести как: «Хей! Делайся глупой, делайся глупой!»
Взрыв смеха. Кто-то поймал длинноусого мраморного сомика и выбросил его товарищу на берег. Но тот рыбу не поймал, и она снова шлепнулась в воду. Ненадолго. Несмотря на общую толчею в неширокой речушке, индейцы умудряются выбрать всю добычу, обследуя каждый сантиметр кромки берега и извлекая рыбу из таких мест, где я бы ее даже не заметил.
Пока матери бродят в воде, их маленькие — лет трех-четырех — дети сидят на берегу и тоже в меру сил помогают взрослым, подбирая выловленную рыбу и складывая ее в маленькую плетеную сумочку, которую обычно носят через плечо. Под конец, когда все, что можно было выловить, выловили, Кано снимает четырехметровую бамбуковую загородь. Рыбу делят на равные порции между семьями. Женщины и девочки тут же потрошат ее, выбрасывая кишки в реку, и разносят по домам. Аро, я и его жена с дочерьми и сыном возвращаемся домой. Индеанки, не теряя времени, ставят на очаг котелок с водой и принимаются стряпать еду. Вскоре из двух соседних домов приходят мужчины, за ними их жены и дети. От каждой семьи приносят две или три рыбины в подарок: сегодня все будут обедать в доме Аро. Настроение отличное: наконец-то мясо!
Вот уже и большая створка речной ракушки, служащая всем нам ложкой, лежит внутренней стороной вверх в опустевшей глиняной тарелке. Трапеза окончена. Каждый из нас семерых, мужчин и мальчиков, ел этой раковиной, поочередно зачерпывая бульон и возвращая ее на место, перевернув черной наружной стороной кверху. Теперь все мы благодарим друг друга ритуальным: «Спасибо, брат, спасибо, брат». Опять пьем масату. Постепенно индейцы расходятся, возвращаются к себе домой. Нам же с Аро и его семьей предстоит еще идти в джунгли за медом диких пчел. Воистину, сегодня великий день обжор и сладкоежек!
Должен предупредить впечатлительного читателя, что разорять пчелиные гнезда в джунглях Амазонки — времяпрепровождение отнюдь не болезненное и не имеющее никакого отношения к мазохизму. Существует множество видов этих насекомых, однако большинство из них лишены жала и не кусаются. Поэтому основное неудобство при сборе меда в том, что десятки пчел беспомощно кружатся вокруг тебя, в отместку стремясь залезть в глаза и во все естественные отверстия на теле двуногого вандала.
Надо заметить, что у чайяуита пчела ассоциируется не с работящим существом, а, наоборот, с лодырем и лентяем. Тут индейцы в корне отличаются от нас, считающих пчел, равно как и муравьев, настоящими трудягами. У чайяуита есть такая сказка.
В прежние времена многоножка-амашура, дикая пчела-нино' и гриф-супо' были людьми. Все трое.
У одной старой женщины было три дочери, и вот они вышли замуж. Одна за многоножку, другая — за пчелу, а третья — за грифа. Минул месяц со свадьбы, и мать отправилась поглядеть, какие у нее зятья. Пришла она на расчистку к многоножке и увидела, что все деревья уже повалены, осталось только сжечь их.
Затем старушка пошла к пчеле, но так и не нашла его расчистку. Ведь тот даже не начинал расчищать джунгли, а вместо этого сидел в дупле большого дерева и шумел.
После пчелы женщина побрела искать своего третьего зятя, грифа-супо'. Но и этот не работал. Он лишь все время выбирал и ел блох из своих волос, которые для удобства снял с головы. А вот надеть волосы обратно гриф так и не сумел. Поэтому, когда все превратились в животных, гриф остался с лысой головой.