Амазонка пустыни
Шрифт:
Ночевали у воды. Колодцы, кем-то вырытые. Глиня-ные копанки в земле, иногда лужи мутной воды среди черной тинистой грязи, затоптанной следами многочис-ленных стад. Валяется черепок глиняного кувшина, и не-подалеку тлеют белые кости верблюда или лошади.
Ставили для Фанни палатку, расстилали коврик, на нем расставляли койку. Казаки и Иван Павлович ложи-лись под открытым небом на бурках, все вместе.
Соленый от воды чай сдабривали клюквенным экст-рактом, на костре, на вертеле, жарилась нога барана или джейрана, убитого в пути казаком, доставали консервы. Раз как-то Иван Павлович вынул мешочек и из него насы-пал в котелок с горячей водой какого-то темно-бурого
— Попробуйте, Фанни. Яблочный кисель был перед ней.
— Откуда у вас эта прелесть?
— Специальное изобретение города Верного. Яблоч-ный порошок.
— Итак, у нас обед из трех блюд, со сладким.
— Даже из четырех — с десертом.
Иван Павлович подал Фанни ветку, всю усеянную гроздьями дикой красной смородины.
Как он заботился о ней в пути! Да и не он один, а все казаки, и Царанка, и Запевалов, и Порох. На вид такие угрюмые и неприветливые, они словно ожили, как толь-ко коснулись этой бродячей жизни, как только углуби-лись в бесконечную степь.
Ах, эти закаты на берегу степного озерка, среди го-мона всякой водяной птицы, когда степь покрывается прозрачной дымкой и терпкий, но и нежный запах сухой травы и семян рвется в легкие. Наверху горит заря, и пол-неба покрыто пурпуром ее пожара, солнце ярко-пунцо-вое, точно нарисованное на транспаранте, тихо уползает под горизонт! Ах, эта красота пустыни, ни с чем не срав-нимая, дающая удивительный покой душе.
Сзади, как стены, берегут ее грозные отроги Хан-Тенгри, теперь весь он во всем своем очаровательном блеске, розовый и сверкающий снегами, дрожит в мира-жах воздушной выси.
Точно Бог с вершины Своего трона смотрит на мир и улыбается ему, и радуется всякой твари.
Вот Он тряхнул Своей рукой, и высыпались яркие се-ребряные звезды, выплыл таинственный месяц и понесся по небу любоваться Божьим миром и чаровать его свои-ми колдовскими чарами…
Красота! Красота! — Вы не устали, Фанни?
— Да разве можно устать среди этой красоты!
У нее точно крылья выросли. Она чувствовала себя легкой и подвижной, бесконечно счастливой, как счаст-лив бывает первобытный человек, когда приблизится он к Богу в своих творениях.
— Я так счастлива, дядя Ваня. И я сама не понимаю, почему… Но так счастлива я еще не была никогда. Что со мною, не знаю. Но так хорошо! Почему это так, дядя Ваня?
— Мы у подножия Божьего Трона, и Господь взира-ет на нас, — задумчиво говорит дядя Ваня.
Оба долго и восторженно смотрят на гаснущую в не-бе высокую вершину. Розовые тона перламутра заката исчезли на ней, она померкла, посинела и уже загорелась с другой стороны опалом, отражая ей одной видную с ее высоты луну.
Как хорошо! Как хорошо!!!
XXIII
Еще пять дней они шли по пустыне, потом был невы-сокий перевал и глубокий спуск в долину, где стоял «го-род ада» Турфан. Подземный город.
Степь покрылась людьми. В болотных низинах зеле-нели поля риса. Мягко шелестела большими пушистыми метелками джугара, и, точно лес камыша, стояли плантации гаоляна. Тропинка обратилась в дорогу, и от нее во все стороны пошли разветвления красной пылью покры-тых дорог.
Громадные горбатые быки, запряженные в тяжелые двухколесные телеги, стояли возле скирд. Голые, с повяз-кой у бедра люди, темно-красные, обгоревшие на солнце, работали в полях. Встречались всадники на маленьких лошадках. Их костюмы и прически были оригинальны и разнообразны. Сюда сбирались люди со всех окрестных гор… Проехал важный китаец с маленькой свитой солдат в синих курмах с белыми кругами на груди и с головами, обмотанными
Дикий житель гор на поджаром от худобы коне, сам полуголый, с выдающимися ребрами грудной клетки, с копной черных волос, украшенных перьями и раковина-ми, с большим колчаном со стрелами за плечами и с гро-мадным луком у седла, в пестрых отрепанных панталонах и башмаках, промчался, обгоняя их; проехали киргизы в малахаях и халатах и остановились поболтать с казака-ми. Показался город…
Чем ближе была цель путешествия, тем более беспо-коился Иван Павлович за успех своего предприятия. Он знал китайцев. Их суд скор. И если Васенька так прови-нился, что китайцы рискнули его арестовать, вряд ли он избежал казни или самосуда китайской толпы. А тогда требовать удовлетворения, наказания виновных, уплаты выкупа, опираясь на силу десяти казаков и находясь в пя-тистах верстах от своих, — было невозможно. Можно было и самому попасть в тяжелую передрягу. Боялся он и за Фанни. А она наслаждалась всем, как ребенок. — Дядя Ваня, это китайцы?.. У их офицера про-зрачный шарик на шапке. Какой это чин?.. Только поручик!.. А какой он толстый да важный!! А у солдат почему круги на груди? Что там написано? Дядя Ваня, вы по-китайски читать не умеете? А это что за человек? Дядя Ваня, совсем как индеец на картинках в романах Майн Рида…
Но и она, несмотря на весь сложный калейдоскоп впечатлений, помнила о Васеньке и беспокоилась о нем.
— Дядя Ваня, как вы думаете, выпустили Василия Ивановича? А как в китайской тюрьме, хорошо или нет?
— Милая Фанни, приготовьтесь к самому худшему. Китайская культура особенная и, по-нашему, — они ди-кари. Их жестокость и изобретательность на пытки неис-черпаемы.
— Вы думаете, что Василия Ивановича пытали?
— Все может быть.
— Но ведь он жив?
— Будем надеяться.
— Бедный Василий Иванович! Как ему, такому холе-ному и избалованному, должно быть тяжело.
Китайская башня с разлатыми краями крыши, загну-тыми кверху, стена с зубцами и ряд невысоких домов на-чинали город. Но далее, спасаясь от зноя, люди ушли под землю. Широкая аппарель спустилась в темную улицу, мутно освещенную сквозь щели потолка, забранного бревнами, землей и сухим хворостом. Виднелись темные хижины, освещенные ночниками в виде глиняного соус-ника, налитого маслом, с края которого был укреплен фитиль. Попадались люди с такими же ночниками в бе-лых одеждах. Пахло первобытными библейскими време-нами. Голые люди сидели у домов и занимались ремесла-ми. Цирюльник брил голову и разбирал косу при свете ночника, в харчевне обедали голые люди, пахло сырым пареным, пресным тестом, постным маслом и чесноком. От улицы вправо и влево шли переулки, о которых мож-но было догадываться по мерцанию огоньков ночников и по светящимся внутренним светом бумажным окнам подземных домов.
Духота вызывала испарину. Солнечный зной сюда не достигал, но и под землей жара была невероятная. Воздух был тяжелый и удушливый. Фанни удивлялась, как мог-ли здесь жить люди.
При помощи расспросов узнали, где «ямынь», китай-ский кремль, присутственные места города. Он оказался на значительной глубине под землей, на большой площа-ди, выкопанной Бог знает в какие первобытные времена. Здесь светилась переплетом больших окон фанза, помеще-ние тифангуаня и его канцелярии, а с боков были фанзы поменьше, для чиновников и солдат караула. По другую сторону площади находился обширный постоялый двор, на который и въехали казаки.