Амазонки и странники
Шрифт:
– Цвет надежды – зеленый, – сообщила подошедшая сзади Марина.
– Надо же, как все разбираются в цветовой геральдике, просто не экспедиция, а рыцари круглого стола. А все же, позвольте взять красную тетрадь: у нее будет меньше шансов потеряться. Опять же, если мы заблудимся в болоте, то будем махать ей, и нас увидят издалека.
– Ну что, нашли что-нибудь? – спросил я Марину.
– Ага. Продавщица ее на скрепки пластиковые скрепляет, – Маринка хихикнула.
– Я надеюсь, она не потащит этот бальный наряд с собой, – сказал Сашка.
– У меня куртка точь-в-точь такая же красная, – Марина ткнула пальцем в тетрадь.
– Прекрасно,
ночь с 21 на 22 сентября
Мы попали, похоже, в самый клюквенный сезон. К ночи вокзал Новосибирск-Главный начали заполнять группы характерно выглядящих мужчин: теплая не по сезону одежда, сосредоточенное выражение трезвого лица и огромный рюкзак за спиной, в котором угадывались очертания короба высотой в человеческий рост – короба для ягоды. Народ все был как на подбор – крупный, лет 30 – 45, добротно одетый и чрезвычайно, скажем так, решительный. Мы с девушками затерялись в этой толпе, как болонки в своре диких псов. Крошечная станция Кокошино стала на эту ночь воплощением Мекки и Земли обетованной вместе взятых. Билетов на электрички в западном направлении было не достать. Я слышал, как одна из групп сборщиков ягоды всерьез обсуждала вариант: сесть на скорый поезд до Москвы и в нужный момент сорвать стоп-кран. Сашка, уже не в первый раз отправлявшийся по этому маршруту, чувствовал себя, как рыба в воде, и непринужденно делился информацией с этими кошмарными людьми с интеллигентными лицами. В какой-то момент он исчез, и я уже было подумал, что он уехал без нас, но он, все-таки, выскочил, как черт из табакерки, и сообщил:
– Вперед, на пятнадцатый перрон. К барабинскому поезду прицепят дополнительный вагон. Ходу, барышни, ходу! Один вагон прицепят, а не состав, никто не будет уступать вам места…
Нужно сказать, что присутствие девушек произвело на охотников за ягодой сильное и неоднозначное впечатление. Когда мы залезли в вагон и все вчетвером уселись на одну боковую скамейку, сборщики оглядели нас озадаченно и без всякой просьбы с нашей стороны убрали из-под наших ног свои огромные рюкзаки. В дороге страшные люди смотрели на девушек испуганно и то и дело умолкали на полуслове, когда в разговоре вылетало матерное словечко. Наконец Елена не выдержала и попросила соседей по вагону не беспокоиться, потому что она по первой специальности – филолог, так что запретных слов для нее не существует. Ее выступление произвело на окружающих совершенно гнетущее впечатление. Все и без того говорили тихо, а теперь и просто стали шептать вполголоса, соединив головы. Я с трудом ловил обрывки разговоров, боясь упустить полезную информацию о месте, куда мы направлялись. Все говорили о том, кто сколько в этом и в прошлом году «нарезал» и «вынес». Мучительно прислушиваясь на протяжении получаса, я понял, наконец, что в этих краях грибы «режут» – как поросят, а клюкву «выносят» – как бедствие.
Стоп-кран нашим попутчикам срывать не пришлось. В Кокошино поезд остановился добровольно, но только на одну минуту. Среди ночи, практически в полной
Станция Кокошино занимает крошечный домишко в одну комнату, где стоят две лавки, обитые дерматином. В считанные минуты домишко и все прилегающее пространство вокруг было набито народом и рюкзаками. Здесь, где толпа не была разбавлена посторонней публикой, как на новосибирском вокзале, однородность ее чувствовалась еще более остро. Кто-то уже развел костерки вокруг станции и народ уселся вокруг закусывать и греться водкой. На улице становилось очень холодно, гораздо холоднее, чем было ночью в городе. Счастливчики, которым досталось место в помещении, беспечно улеглись спать прямо на полу, среди островов рюкзаков и баулов. Никто не знал точно, когда появится поезд, но у каждой компании были свои впередсмотрящие и дозорные.
Наш впередсмотрящий, он же полевой командир, Сашка поскребся в незаметную крашеную дверь рядом с окошечком кассы. Дверь открылась, и он скользнул туда, незамеченный никем. Через пару минут его лицо замаячило в окошке кассы. Я подошел. Сашка делал беззвучные знаки, тыча пальцами в сторону дверки. Я поманил девушек и мы, подхватив рюкзаки, прошмыгнули следом за ним.
Оказалось, что Санька еще в прошлый поход успел завязать хорошие отношения с начальником станции, по совместительству ночным кассиром Павлом Анатольичем. Тот устроил нас в своей комнатушке, отделенной от кассы фанерной перегородкой, не достававшей до потолка, и разрешил включить чайник.
Я уселся на кушетку, вытянул ноги и закрыл глаза. Очень хотелось спать. Откуда-то нестерпимо дуло. Анатольич, которого Сашка, как я понял, успел поблагодарить в денежном эквиваленте, добродушно сказал:
– Отдыхайте, я вам скажу, когда бичевоз придет, – и исчез за перегородкой.
– Второй этап нашей экспедиции, – немного усталым голосом объявил Сашка, – достичь деревни Тургаево, куда приходят отовариваться и сбывать продукты труда жительницы интересующего нас поселения.
– Сколько дотуда ехать? – простонала Лена.
– Это относительно.
– Но поезд – этот ваш «бичевоз» – сколько дотуда идет?
– Бичевоз дотуда не идет, – порадовал нас полевой командир. – Когда железная дорога кончится, нам придется еще добираться местными средствами сообщения.
– Какими средствами? – расширила глаза Марина.
– Там увидите, – беспечно ответствовал Сашка. – Но если вы, барышни, уже поняли, что эта прогулка не для вас, то сейчас у вас есть последний шанс вернуться на Большую землю. Анатольич вам выдаст билетики до Новосибирска на ближайший поезд и – не к утру, конечно, но к обеду – вы вернетесь в лоно цивилизации.
– Не дождетесь! – ответила Ленка, поплотнее кутаясь в куртку.
– Фига вам с маслом, – поддержала Марина. – Мы тоже хотим славы и подвигов.
Сашка ухмыльнулся и пожал плечами.
– Ну смотрите. Я только хочу вас предупредить, что все это, – он обвел широким жестом окружающий его интерьер, тускло освещенный голой лампочкой на шнуре, – не ягодки и даже еще не цветочки. Это так – нежные бутоны.
Я не заметил, как задремал. Сколько я спал – неизвестно. Из забытья меня вывел голос Анатольича: