Американ Босс
Шрифт:
Я хватаю в руку телефон, и пальцы сами набирают Максиму сообщение:
"Какого хрена…"
Стираю и пробую снова:
"Какого черта…"
Тоже не годится. Откладываю мобильный в сторону, считаю до тридцати и набираю Лесе.
— Лесь, — не обращаю внимание на ее хрипло-заспанное "алло", — ты правда думаешь, что Максим — Куклачев?
— Ты че несешь, Ники? — ворчливо откликается подруга, — Говори нормально, а то у меня похмел, и котелок туго соображает.
— Он уехал с утра и не предупредил, — пищу как мышь,
Слышится тяжелый вдох, топот босых ног, Лесино ворчание "Жора, или как тебя там, трусишки натягивай и уебывай", после чего доходит очередь до меня. Судя по журчащим звукам, Леся справляет малую нужду.
— Психуешь?
Согласно киваю головой и бурчу:
— Психую.
— Я тебя предупреждала?
— Предупреждала, — вторю унылым эхом, — Чего делать-то, Лесь?
— Поговорить, ясен хрен. Скажи, что больше не хочешь быть беспризорной мартовской кошкой, и что Куклачеву пора распускать свой блохастый питомник.
— Я не могу.
— Чего это ты не можешь?
— Он уезжает, Лесь. В чем смысл?
Лесино раздраженное" Ой, мля" тонет в звуке унитазного смыва.
— Придумаете что-нибудь. Родители же его как-то состыковались и даже пятерых отпрысков настрогали. А вы чем, кролики, хуже?
Я внезапно чувствую себя воздушным шариком, налетевшим на гвоздь. Истощенной и сдувшейся. Родители Максима, скорее, счастливое международное исключение. Молния дважды не бьет в одно место.
— Ладно, Лесь. Я подумаю.
— Не думай, Ники, действуй, — назидательно произносит Леся, и тут же верещит: — Гоша, блин! Ты еще здесь, что ли?
Узнать, чем закончилось выдворение Жоры или Гоши мне не удается, потому что я вешаю трубку и зарываюсь лицом в подушку. Впервые за долгое время я чувствую себя глубоко несчастной.
33
Максим
— Пипец, бро, — дребезжащим голосом хнычет Влад, поглаживая раскуроченную морду своей Панамеры, монолитом слившуюся с березой, — я фиг знает, как так вышло. С щеглом одним на Каймане решил погоняться, меня в повороте занесло, крутануло и в дерево.
— Эвакуатор вызвал? — присаживаюсь на корточки, чтобы оценить ущерб, нанесенный штутгартскому автопрому его хреновыми навыками вождения. Три радиатора, турбина под замену, пробит блок, а количеством вытекшего масла можно сбыть на тот свет с десяток Берлиозов. Качественно он свою Эску впечатал.
— Вызвал, но черт знает, через сколько они приедут. Утро раннее, а я на трассе в жопе мира наедине с оравой насекомых.
— А меня вызвал, чтобы нескучно было?
— В машине у тебя хотел эвакуатор дождаться, чтобы муравьи пятки не жрали.
— А твоя разбитая уже для этого не хороша? — уточняю с усмешкой.
На самом деле, мне вообще не смешно. Скорее, я зол на
— Я в нее боюсь садится, бро. Вдруг взорвется.
Рука-лицо. И из-за этого я просрал выходной.
— А ты, конечно, мастак мостыриться, — хмыкает Влад, когда мы оказываемся на сидениях у меня в машине, и я опускаю крышу, чтобы защититься от назойливого жужжания насекомых. — Говорил, что голубоглазая конфетка твоя родственница, а сам ее пялишь.
Я от неожиданности чуть язык не прикусываю, но быстро прихожу в себя и вопросительно поднимаю брови.
— Ты это о чем?
— Лицо попроще сделай, бро. Я вас в Бонначио видел. Вы так мило друг друга пиццей кормили, что я залюбовался. Мог бы и сказать, что встречаетесь, я бы в дирик к ней не долбился тогда.
— Во-первых, мы не встречаемся, — смотрю Владу в глаза, чтобы у него не возникало мысли, что я не серьезен. — А во-вторых, я тебе зад надеру, если ты к Нике еще раз сунешься. Я тебя уже предупреждал, вроде, насчет нее.
Влад открывает окно и достает из кармана ненавистный мне вейп. Лучше бы сигареты продолжал курить, честное слово. Куда менее вредно, чем от пропиленгликоля кайфовать.
— Да че ты рычишь сразу, бро? Вы с ней сосались на глазах у всего рестика, а потом за ручку вышли. А мои приглашения с девчонками позависать ты уже три недели динамишь. Сева так и сказал, что у тебя кто-то появился, — он выпускает густую химическую струю в окно и, повернувшись, уточняет: — Так чего, выходит, не встречаетесь?
Дерьмовый какой-то расклад Влад обрисовал. Я-то точно знаю, что мы с Бэмби не встречаемся, но рассказывать ему о нашей договоренности о сексе без обязательств почему-то не хочется. Хер знает, что в его столичных мозгах созреет — еще посчитает Бэмби шлюхой, а она не такая. Вернее, такая, но только для меня.
— Мы с ней не парень и девушка, — повторяю хмуро. — А подойдешь к ней, я тебя пожизненным щелкунчиком сделаю.
Обдав клубами яблочного дыма, Влад хлопает меня по плечу и говорит примирительно:
— Да понял я, бро. Но когда ты уедешь, я же могу ее на тусу позвать? Родственница у тебя реально прикольная. В моем вкусе. Глазки такие синие, ножки, да и вообще…
И снова перед глазами режиссируется короткий ролик, как я хватаю Влада за выбритый затылок и провожу краш-тест: с размаху бью его лбом о панель. И еще раз, пока его не постигнет избирательная амнезия, и он не забудет имя Ники.
— Я выйду, подышу, — цежу сквозь сжатые зубы и, с силой толкнув дверь, покидаю машину, оставляя Влада травить свой организм в одиночестве.