Американец
Шрифт:
Сон медленно, но неотвратимо начинал брать свое. Все реальное постепенно отодвигалось куда-то на второй план. Последним ярким воспоминанием было имя его девушки — Элеонора. Теперь он знал, почему ее так назвали.
— В честь Элеоноры Дузе, всемирно известной итальянской актрисы — доверительно объяснила Палмеру ее мама. — Я всегда ее обожала, а Азоло был всегда близок ее сердцу. Дузе прожила в Азоло большую часть своей жизни. Там же родилась и наша Элеонора.
Сон наконец-то принял его в свои волшебные объятья, и Палмер провалился в
Элеонора…
Глава 33
В соответствии с расписанием самолет «Эр Франс» должен был вылететь из Франкфурта в девять сорок пять утра. Бледно-голубой «фольксваген» въехал на парковку аэропорта в девять пятнадцать. Они вместе с Элеонорой неторопливо прошли по практически пустому залу отлета, отдельные части которого все еще перестраивались, придавая помещению временный вид. Да, такое происходит чуть ли не во всех аэропортах мира.
Глаза девушки выглядели темнее, чем обычно, почти черными, с едва заметными следами теней. Она казалась сильно расстроенной и неспособной адекватно понимать смысл даже незатейливой беседы между ними.
— Так в Трире или во Франкфурте? — спросил ее Палмер. Он уже забрал свои билеты и теперь стоял возле выхода на посадку. Вудс явно опаздывал, но ему до смерти хотелось как можно дольше побыть с Элеонорой. Несмотря ни на что!
— Прости, что ты спросил? — спросила она, невидящим взглядом оглядываясь вокруг.
— Я спросил, будешь ли ты встречать меня здесь, во Франкфурте или все-таки там, в Трире.
— Ах, это… — Она остановилась, стараясь собраться с мыслями. Пальцы обеих ее рук крепко сплелись вокруг левой руки Палмера, словно она была не в силах его выпустить. Он почувствовал, как ее пальцы судорожно сжимаются и разжимаются, и это не могло его не обеспокоить. Затем она уже достаточно членораздельно произнесла: — Э-э-э… давай встретимся в Трире… Да, в Трире. Я буду у моих родителей. Их телефон найдешь в любом справочнике. Если мне придется куда-нибудь отъехать, они будут знать, где меня искать.
— А я надеюсь, у тебя уже будет новое расписание моих деловых встреч в Бонне.
Она снова окинула невидящим взглядом уже почти совсем пустой терминал, ее пальцы сжались еще сильнее. Казалось, до нее так и не доходило, что пальцы мертвой хваткой сжимают его левую руку, не давая ему возможности пройти на посадку.
— Новое расписание моих деловых встреч, хорошо? — как можно мягче повторил он.
Она несколько раз лихорадочно кивнула.
— Да, да, конечно. А знаешь, жаль, что вчера ночью нам так и не удалось побыть одним. Я жутко по тебе скучала.
— Не так сильно, как я… Ты прямо сейчас поедешь за Таней?
Последовало долгое молчание. Затем она, как бы нехотя, тихим голосом сказала:
— Да, за Таней.
Палмер вдруг вспомнил, что еще там, в отеле поклялся: он не будет больше спрашивать ее о девочке. Поэтому ласково произнес:
— По-моему, Элеонора — очень красивое имя. А у него есть уменьшительное
— Ни за что на свете!
— Нора?
— Я люблю тебя, — вдруг прошептала она и спрятала свое лицо у него на груди. И тут же отпрянула назад. Со стороны это движение могли бы и не заметить. — Нет, это невыносимо…
— Давай я отменю полет. К черту Нью-Йорк!
Элеонора медленно покачала головой, но взгляд ее снова стал каким-то рассеянным. Как будто она была где-то в другом мире. Потом все-таки вернулась.
— А как мне называть тебя? Вудс?
— Да, именно так меня и зовут.
— Полковник Рафферти называл тебя малыш Вуди.
— Полковник Джек Рафферти просто-напросто ирландский сумасшедший. — Он на секунду нахмурился. — Или это чистая тавтология?
— Малыш Вуди, — поморщившись, повторила она. — Ужасно!
— Согласен. Кстати, тебе совсем не обязательно называть меня как-либо иначе.
— Я люблю тебя, Вудс. — Ее лицо исказила гримаса страдания и боли, которой он никогда до сих пор не видел. — Я тебя обожаю. И мне хочется, очень хочется, чтобы ты во время нашей разлуки чувствовал себя таким же одиноким и несчастным, как я. Обещаешь?
— Обещаю.
Она довольно улыбнулась, ее лицо снова стало нормальным.
— И, пожалуйста, будь поласковей с Джинни. Я не желаю даже слышать, что ты был с ней суровым.
— Какая ты, однако, трогательно-заботливая. Особенно по отношению к тем, кого даже не знаешь.
— Нет, ты просто не понимаешь, — объяснила Элеонора. — Мне прекрасно известно, что она к тебе испытывает, и я просто не вынесу, если узнаю, что ты причинил ей еще больше страданий.
— Звучит подозрительно. Будто ты пытаешься выдать мне лицензию на воровство.
— То есть спать с ней? — Она бросила на него пристальный взгляд. — Что ж, если ты почувствуешь, что ей от этого будет легче, то да.
— Прости, но я не верю ни одному твоему слову.
Она кивнула.
— Да-да, конечно же, мне даже представить себе трудно, что ты будешь с ней спать, но я постараюсь понять, ch'eri. Поверь мне, я пойму. Ей казалось, ты принадлежишь ей и только ей одной, но все случилось совсем не так. Для женщины это самая настоящая трагедия. А вот я твердо знаю, что ты ко мне вернешься. Это восхитительное чувство. И оно делает женщину щедрой, очень щедрой. Хотя, возможно, и очень глупой.
Они оба громко рассмеялись.
— Вот уж не думал, что возвращение в Нью-Йорк будет для меня куда более опасным, чем можно было бы предположить, — не переставая улыбаться, сказал он.
Ее взгляд снова начал беспорядочно блуждать по сторонам. На какое-то время Палмер опять ее «потерял». Затем Элеонора вроде бы «вернулась», хотя часть ее по-прежнему оставалась где-то там, в прошлом.
— Да, Таня, — без всякой связи произнесла она. — Надеюсь, когда ты вернешься, она будет со мной. Вы должны познакомиться друг с другом, Обязательно должны познакомиться.