Американская ария князя Игоря

Экслер Алекс Борисович

На сцену в этот момент вышел какой-то толстый негр в очках, который взял микрофон и запел Change the World Эрика Клэптона.

— Не понял, — сказал Игорь. — Что-то она как-то резко изменилась. Паричок, что ли, сняла?

Сергей пихнул его в бок, чтобы Игорь замолчал.

— О! — обрадовался Игорь, прослушав куплет с припевом. — Да я за этого пузана сотню хьюстонов отдам. Кто такой, почему не знаю?

— Понятия не имею, кто это, — сказал Сергей. — Дай песню дослушать, классно же поет.

Мужик между тем действительно пел отлично:

у него был хороший бархатный баритон, а манера исполнения звучала даже эффектнее, чем у Клэптона.

Впрочем, негры в зале хлопали ему на порядок менее восторженно, чем своей Уитни. Зато трое друзей аплодировали вовсю и даже орали «Браво!».

На сцену снова вышла Хьюстон и представила мужика — это оказался ее кузен.

— А еще говорят, что на кузенах гениев природа отдыхает. Да он поет на порядок лучше нее, — раскипятился подогретый алкоголем Игорь. — Дайте мне имя этого парня — я куплю все его диски!

— Она же его назвала, — сказал Сергей. — То ли Барри, то ли Бобби.

— То ли Чак, — сказал Вадик. — Но фамилия — не Хьюстон.

— В общем, Джедедайя, — подытожил Игорь. — Короче, имени певца мы не знаем. Фамилии тоже. Но подвиг его бессмертен — это же надо было так круто Change the World изобразить.

— У тебя просто эйфория на фоне четырех дринков и халтуры мисс Хьюстон, — объяснил Сергей.

Между тем Уитни снова запела. На этот раз она даже сумела простоять на сцене, не садясь, первый куплет и припев. Но потом сдуру полезла по тонам вверх, дала заметного «петуха», махнула рукой ансамблю — и тот сделал длинный проигрыш, во время которого певица что-то долго прихлебывала из бокала.

— Мужики, но вообще это дикое позорище, — сказал Игорь. — Если это называется настоящим американским шоу, то ее уделает даже Киркоров. Света нормального нет, звук поганый, певица не только спеть ни черта не может, но даже на сцене стоять не в состоянии. Что это вообще такое?

— Да, зрелище то еще, — согласился Вадик. — То ли дело — джаз.

На сцене Хьюстон кое-как допела песню, опять зарядив вместо себя подпевку, сорвала аплодисменты и снова припала к бокалу.

— Нет, нам-то не особо обидно, — продолжал кипятиться Игорь. — В конце концов, это Атлантик-Сити, да и за билет мы заплатили чуть больше ста баксов. Хрен с ними. Мы сейчас уйдем, оттянемся в казино и все такое. Но представляете, что будет, когда эта блондиночка припрется в Москву с концертами? В Кремлевский дворец! Люди купят билеты в партер по цене от пятисот до двух тысяч баксов и там увидят вот такое! Будет же смертоубийство!

В этот момент к сцене толстая негритянка подвела маленькую девочку. Ее усадили на край сцены и сунули микрофон. Уитни объявила, что это ее дочь Кристина и что девчушка сейчас споет.

— Твою мать, — сказал Игорь. — Я не верю собственным глазам.

Заиграла музыка, и Кристина стала что-то завывать совершенно кошмарным голосом.

— Пошли отсюда к чертовой матери, — скомандовал Игорь. — Уже четко понятно, что мамаша ни черта спеть

не может, а вот зачем нам за свои же деньги слушать дочек, нянь, осветителей и ее водителя, я совершенно не понимаю. Пошли.

Вадик послушно вскочил, ему было на все наплевать, да и Сергей поднялся, понимая, что Игорь полностью прав: этот концерт кроме как несусветным позорищем назвать было нельзя.

Впрочем, похоже, что только они реагировали на происходящее столь негативно. Негры в зале по-прежнему улыбались, взрывались аплодисментами и орали: «We love you, baby!» Их вполне устраивало завывание дочки, они были готовы слушать водителя, повара и даже садовника.

— Я этого никак не могу понять, — признался Сергей, когда они засели в ближайшем баре с выпивкой. — Они не только не ушли с концерта, но ее даже не освистали. А это не просто халтура, а несусветная халтура. Проще ей было выползти на сцену, сесть на стул и врубить диск со своими старыми записями, где она еще в голосе была. Но как можно так позориться-то?

— У меня есть одна мысль по этому поводу, — заметил Игорь, прихлебывая из своего бокала. — Я просто вспомнил, как ходил в «Сатирикон» на концерт Аркадия Райкина летом восемьдесят седьмого года. Аркадию Исааковичу было тогда семьдесят пять лет. Ему было тяжело не только играть — ему ходить было тяжело, и он старался больше сидеть. Конечно, это была уже только тень замечательного артиста. Но публика, разумеется, не только не освистала его, но и встречала и провожала бурными овациями. Все понимали, что это счастье — увидеть живого Аркадия Райкина. Он потом умер в декабре того года.

— И что? — спросил Сергей.

— И то, что эти ребята в зале точно так же относятся к Уитни Хьюстон, — ответил Игорь. — Они в ней видят любимую певицу, невзирая ни на что: ни на то, что у нее голоса уже никакого ни черта не осталось, ни на то, что она не просто не танцует, а уже стоять на сцене не может, ни на то, что она вместо себя заряжает петь вообще кого угодно, включая безголосого ребенка.

— Думаешь, они считают, что Уитни со своей наркоманией скоро скопытится и они в последний раз видят живую Хьюстон? — спросил Сергей. — Все-таки сравнение с Райкиным не сильно удачное. Тетка еще молодая и полная сил. А что она не в состоянии элементарно выступать по причине алкоголя-наркотиков, но при этом лезет на сцену и устраивает позорище — на такое Райкин был не способен.

— Да я-то с тобой согласен, — сказал Игорь. — У меня то же самое впечатление — позорище редкостное. Я тебе просто объясняю, как на нее реагируют местные. Для них она — суперзвезда. Поэтому они ей прощают любую халтуру. Они ее любят — слышал же, как братаны орали весь концерт.

— Ну и фиг с ним, — сказал Сергей. — Это их проблемы. Мне просто обидно, что вместо настоящего американского шоу я увидел какую-то профанацию. Ладно еще, когда в Москву вместо нормальных шоу привозят какие-то огрызки, причем за дикие деньги. Но здесь-то, в самом логове шоу-бизнеса…