Американская пустыня

Эверетт Персиваль

Однако сейчас пробежаться было славно. Вскоре Тед сбавил темп – только потому, что бежать надоело, – дошагал до перекрестка двух дорог и к рассвету добрел до закрытой закусочной. Поднявшись на ветхое, обшитое досками крыльцо, Тед сидел и глядел на встающее из-за холмов солнце, как вдруг заслышал рокот вертолета, шинкующего лопастями воздух – сперва где-то далеко, затем ближе, затем совсем близко. Тед его не видел и вставать с крыльца и высматривать машину в небе не стал. Вскорости шум заглох вдали.

Из-за закусочной вышел невысокий, мускулистый парень –

этак вальяжно, будто дело происходило на вечеринке.

– Эй, там, привет, – обронил он, ставя обутую в сапог ногу на нижнюю ступеньку крыльца.

Тед кивнул.

Незнакомец пригляделся к шее Теда и словно бы заулыбался про себя.

– Мистер Стрит?

– Да.

– Видать, сегодня мой день, – сказал незнакомец. Глубокие морщины, расчертившие на сектора его квадратную физиономию, казались неестественными: скорее ранами, нежели следствием старости. Бледно-голубые глаза почти заполняли собою две верхние зоны. – А я-то думал, мне придется всю эту распроклятую пустыню перевернуть вверх дном, чтобы вас отыскать.

Тед преисполнился нетерпеливого предвкушения, даже в груди стеснилось. Этот человек с изрезанным лицом отвезет его назад к жене и детям. Но вот Тед внимательнее вгляделся в обманчиво-мягкие глаза, в свой черед, пристально изучающие его, – и сердце у него ухнуло куда-то вниз.

– Кто вы? – напрямую спросил Тед.

– Когда-нибудь слыхали о психах, которые верят в черные вертолеты? – Парень поднял глаза к небу.

– То есть вы один из этих психов? – спросил Тед.

Незнакомец расхохотался.

– Нет, я летаю на черных вертолетах. – И он зловеще присвистнул, словно рассказывая «страшилку», и пошевелил пальцами в воздухе.

На проводах, соединяющей закусочную с остальной частью презренного мира, расселись вороны. Тед долго смотрел на птиц, подмечая их черноту, еще более непроглядно-глубокую благодаря тому, что солнце подсвечивало их сзади. А затем оглянулся на окна закусочной – бездонные, темные, подающие еще меньше признаков жизни, нежели час назад.

Незнакомец подвигал квадратной челюстью, баюкая подбородок в руке; Тед слышал, как громко хрустнул челюстной сустав. Затем он повращал шеей: звук был такой, словно песок скрипит под сапогом.

– Итак, мое имя вы знаете. – Тед оглядел незнакомца с головы до ног: широкие черные брюки, оливково-зеленый свитер с воротником «хомут» – точь-в-точь телячья голова под соусом на блюде! – черные тряпичные кроссовки на высокой подошве. – А как вас прикажете величать?

– Зовите меня Клэнси, – отозвался он.

– Ладно, пусть будет Клэнси. Что дальше?

– А знаете, мой отец, военный до мозга костей, как говорится, воевал и во Второй мировой, и в Корее, – сообщил Клэнси, словно для того, чтобы потянуть время, и поменял позу, давая понять, что будь тут столб, уж он бы не упустил возможности к нему прислониться. – Так вот он мне всегда говорил, что лучшая армия – та, про которую никто не знает. Жаль, что его больше нет. Ему бы нынешний мир пришелся по душе.

– Он погиб в Корее? – спросил Тед.

– Не-а, выстрелил

себе в голову из «люгера», что отобрал у шестнадцатилетнего фрица в день «Д», [xxxii] когда мой сводный брат признался ему, что он… ну, типа голубой.

– Но для вас, конечно же, не имеет ни малейшего значения, знаю я об этом или нет, – отметил Тед.

– Да в общем нет, это я просто светскую беседу поддерживаю в ожидании транспорта. Эй, а вымазались-то вы как! Где вас носило?

– Вы просто не поверите. – Рокот вертолета послышался ближе. – Куда меня повезут?

[xxxii]6 июня 1944 г., день высадки союзных войск под командованием генерала Д. Эйзенхауэра в Нормандии.

– Недалеко, – заверил Клэнси. – Может, даже подремать удастся. Вам это явно не помешает. Признавайтесь, вы когда-нибудь на «вертушках» летали?

Тед покачал головой.

– Вам понравится. Там по-настоящему шумно. Рев, грохот – ух, здорово! – Клэнси уже приходилось повышать голос, чтобы перекрыть вертолетный гул.

– Вы не знаете, с моей семьей все в порядке? – спросил Тед.

– Держу пари, у них все тип-топ. – Вот теперь Клэнси действительно кричал. Лопасти черного вертолета поднимали клубы пыли. – Красотища, а? – Клэнси протянул руку, Тед встал, спустился с крыльца, поравнялся с ним. – Внешний мир – жестокое место, по-настоящему жестокое, и притом ненадежное! – Вертолет уже приземлился, но лопасти его все еще вращались. – Пригнитесь. – Клэнси глянул на Теда и не то улыбнулся, не то рассмеялся. – Думаю, не вам мне об этом говорить. А может, как раз вам. Ну да ладно, грузитесь.

Они поднялись на борт.

– Вы, конечно же, жене позвонить не разрешите? – заорал Тед.

Клэнси покачал головой. Вертолет поднялся в воздух; никто не проронил ни слова – было слишком шумно. Молчал Тед, молчал Клэнси, молчали вооруженные солдаты, ремнями пристегнутые к месту. Повсюду вокруг Тед видел молодые, бездумные, ожидающие приказа лица, и хотя в глазах читался страх, смотрели они словно насквозь, не холодные, нет, однако бесстрастные, словно роботы. Тед понятия не имел, куда они держат путь; знал лишь то, что летят они в сторону солнца и, следовательно, на восток, еще дальше от его семьи.

Страховой агент даже не стал делать вид, будто узнает Глорию Стрит, сидящую напротив у зеленой металлической конторки. Куда только подевалось его былое все из себя пылкое дружелюбие, с каким, устроившись за столом в столовой Стритов, он составлял и впаривал им свой полис! Зеленовато-голубая рубашка с белым воротником и манжетами и широкий галстук на удивление подходили к худощавой фигуре. Он был высок даже сидя; с виду – этакий обыватель из предместья: губы едва различимы, лицо чисто выбрито. Тут же висела фотография его семейства: пухлая, дебелая блондинка с пятачком-носом и две свинушки-девчушки.