Американская пустыня

Эверетт Персиваль

Ни мать, ни отец Теда в жизни не сочли нужным поднять на него руку и, насколько он знал, на его сестру тоже. Однако жестокость приходит в разных обличиях, с разных сторон и в разных аспектах. Этель, тремя годами старше Теда – просто удивительно, как разница в три года способна породить необратимую социальную иерархию! – была задирой и драчуньей, а таких Тед с первых же дней своей детсадовской жизни боялся больше всего на свете. Когда родителей не случалось рядом – пусть даже те находились всего-то на всего в саду либо в глубине дома, – Этель нагло заваливалась к нему в комнату этаким грозным надсмотрщиком из фильма про кандальников-каторжан и, жуя жвачку, критически наблюдала за братом, уж чем бы он там ни занимался. Тед знал уже тогда, что его приучают быть трусом,

сознавал, что никогда не сможет противостоять сестре и пожаловаться на нее тоже не сможет под страхом смерти. «Ты ведь порой спишь», – говорила она всякий раз, когда требовалось извести под корень сам дух мщения. Этель была по-настоящему злобной и вредной; именно из-за нее Тед обратился к молитве как к многообещающей форме защиты. Каждую ночь мальчик истово взывал к Святому Отцу, как называли его фанатики в телевизоре, но вскорости терпение у Теда иссякло, и он смирился с тем, что если в мире в самом деле есть Бог-Вседержитель, то Вседержитель он разве что в силу раздутой репутации, и дела ему нет до маленького трусишки из Балтимора, который сражается не на жизнь, а на смерть против злодейки-сестры. А из родителей заступники были никакие: зимой они плотно кутали сынишку от подбородка до аккуратно подстриженных ноготков ног в грубую колючую шерсть, но понятия не имели о рыскающем под ногами чудище.

Высшая подлость судьбы заключалась в том, что туалет второго этажа, предназначенный для детей, находился в комнате Этель, и, чтобы туда попасть, Теду приходилось пробираться в обход завалов одежды и прочих причиндалов злобного демона. Непростое дело, особенно ночью, когда не знаешь, спит сестрица или притворяется, затаившись в засаде. Горы вещей на полу постоянно меняли очертания и местоположение в силу причин, известных одному только чудовищу. Как часто Тед, лежа в постели и чувствуя, что мочевой пузырь вот-вот лопнет, учился терпению, читая про Тезея и Минотавра!

Но однажды ночью девятилетний мальчик не выдержал. Он встал, вышел, потоптался у открытой двери в комнату сестры. За всю свою недолгую жизнь он так и не сумел заставить себя спуститься вниз и вторгнуться в запретную родительскую обитель, а в ту ночь оттуда еще и доносились приглушенные родительские голоса. Тед подумал о туалете в дальнем углу подвального этажа, но там было еще страшнее: темно, сыро и повсюду скрипы и шорохи. Он прокрался в логово Этель, пытаясь при слабом свете автоматического ночника в ванной по возможности обойти все препятствия. Наступил ненароком на руку куклы Барби, та впилась ему в пятку, мальчик с трудом сдержал вскрик и запрыгал на месте. И тут разом стало как-то подозрительно тихо, похрапывание Горгоны смолкло, и Тед застыл, затаив дыхание. Чья-то рука нащупала его плечо, и мальчик рванулся было бежать, но другая рука уже вцепилась ему в волосы. Костлявый кулачок саданул его в спину между лопаток; Тед, согнувшись, рухнул на колени. Избиение прекратилось только тогда, когда брат с сестрой осознали: дискуссия между родителями явно накалилась. Внизу что-то с грохотом обрушилось с тошнотворным, непривычным звуком.

Тед и Этель опрометью сбежали вниз. Кто-то – непонятно, мать или отец – не своим голосом вопил: «чего-то-там, чего-то-там сердечный приступ». Тед ожидал обнаружить отца на полу, а мать на телефоне. Но увидел нечто прямо противоположное: мать распростерлась на полу, а отец давил ей на грудь.

– Вызывай «неотложку», – приказал отец дочери.

Однако Этель словно приросла к месту, открыв рот. Тед бросился в кухню и набрал номер «неотложки», записанный на стене рядом с телефоном.

Как выяснилось, с матерью действительно приключилась остановка сердца, но ей сделали операцию, и она выжила. Очень скоро мальчик уже стоял в больничной палате, родители гладили его по головке, а мать назвала его «наш маленький герой»: «Вы только представьте себе, побежал к телефону и спокойно набрал нужный номер!». О том, как Этель застыла в дверях словно парализованная, отец не упоминал – но Этель так и не стала прежней. Она замкнулась в себе и брата больше не мучила. Резкое прекращение издевательств настолько напугало Теда, что тот места себе не находил. Во время ночных походов в туалет сердце его колотилось сильнее прежнего, и мальчик недоумевал про себя, как же так

вышло, что в мгновение ока мир сделался таким безопасным. Он чувствовал, что, чего доброго, умрет от тревожного ожидания, и наконец решил, что в том-то сестрин адский замысел и состоит. Этого заключительного измывательства Тед пережить не сумел, будучи свято уверен, тогда и впоследствии, что каждым добрым или нейтральным словом Этель нарочно сбивает его с толку.

Теперь, когда оба повзрослели, Этель действительно нуждалась в помощи брата – а помощи и не было. Всякий раз, открывая рот, она каким-то непостижимым образом провоцировала Теда к действиям прямо противоположным. Все это происходило на совершенно подсознательном уровне: ее ненавязчивое подспудное подзуживание и его пассивно-агрессивное сопротивление; хотя Тед находил свои плюсы в том, что они по крайней мере никогда не притворялись, будто близки или хотя бы привязаны друг к другу. Они шарахались прочь друг от друга если не в диаметрально противоположных направлениях, то, во всяком случае, в разных; он стал университетским преподавателем и атеистом, она – глубоко набожной медсестрой или что-то в этом роде. Хотя ни тот, ни другой в избранных ими крайностях не блистали, неудачи так и не подтолкнули их куда-нибудь к нейтральной середине. Этель, невзирая на полное отсутствие филологического образования, воспитала из себя превосходный образчик готорновского Ричарда Дигби [xl] и затворилась в своем маленьком благочестивом мирке. К несчастью, у них еще оставалось нечто общее – стареющие родители, и смерть матери, и недееспособность отца.

[xl]Персонаж рассказа американского писателя Н. Готорна (1804–1864) «Непреклонный», воплощение религиозной нетерпимости.

Тед вытянулся на кровати в комнате, где оставил его Дадли, и задумался о состоянии отца: по словам всех и каждого, болезнь прогрессировала настолько, что тот никого уже не узнавал. В тот миг Теду ужасно захотелось увидеть отца, посмотреть, как он разрисовывает манки, что с такой любовью и таким терпением мастерил своими руками – не из любви к охоте, но из любви к уткам. Как только он воссоединится с Глорией и детьми, он непременно, непременно съездит в Балтимор.

Частный детектив Салли носил водительские перчатки и особые водительские ботинки, а вот в машине его ровным счетом ничего особенного не было. Седан «форд» выпуска середины семидесятых, может, даже без названия модели, просто «форд», и все: четыре двери, четыре окна, четыре колеса, цвет – синий.

Салли припарковался во дворе тринадцатой бензоколонки, близ автострады в городе Баннинге. Полдень только миновал, стояла жара. Детектив купил трехцветное фруктовое мороженое на палочке и съел его, наблюдая, как механик прокачивает тормозную систему пикапа «шевроле».

– Чем могу служить? – спросил механик.

– Тот парень, что внутри, сказал, вы на прошлой неделе в ночную смену работали.

– Было такое.

– А в четверг тоже ночью работали?

– А как же. Ты качай давай! – рявкнул механик помощнику, восседающему в поднятом на возвышении грузовике.

– Вы, часом, такого коричневого фургона не помните?

– Да фургонов у нас до чертиков перебывало… Качай, говорю! – Механик поднял взгляд на Салли. – И коричневых до чертиков.

– Тот, который меня интересует, был битком набит. – Салли вытащил фотографию. – И среди прочих вот этот человек. У него еще очень характерный шрам вокруг шеи.

Механик внимательно рассмотрел фотографию.

– В жизни его не встречал. Ну, то есть нос к носу. Зато по телику видел. А что, парень в бега ударился?

– Один из тех, что в фургоне, был невысокого роста – сущий карлик.

– Карлик?

– Да.

– Точно, помню такого. Заходил взять ключи от сортира. Я еще этак глянул на него сверху вниз. То-то он скукожился.

– Вы раньше их не встречали?

– Не-а. Но ехали они в пустыню, – сообщил механик, вытирая гаечный ключ ветошью. – Ты качай, качай давай, не спи! Как оно там?

– Отлично! – крикнул помощник из кабины. – Спускай меня вниз! Тут парит – не продохнешь.