Американская звезда
Шрифт:
Началась короткая служба. Дождь хлестал по-прежнему, и Ник не знал, дождь или слезы так быстро стекают по щекам.
Через три дня они уехали. Фрэнни вздохнула с облегчением, видя, как они отправляются. И чтобы убедиться, что они и вправду уезжают, она сунула им пакет с черствыми бутербродами с сыром и флягу с тепловатым растворимым кофе.
Она стояла на крыльце и махала им рукой, желая счастливого пути, а дождь все так же лил, не переставая, и было ужасно холодно.
– Жирная шлюха, – пробормотал Примо, и они тронулись в путь в старом, облезлом фургоне, которому
– Куда мы едем, пап? – осмелился спросить Ник.
– Не задавай вопросов, и тебе не будут врать, – сказал мрачно Примо.
– Я только подумал…
– И не думай, – грубо оборвал его Примо. – Сиди и держи пасть на задвижке. Неужели недостаточно, что теперь я за тебя отвечаю?
В горле у Ника защипало. Да, конечно, он привык к внезапным переездам из одного города в другой, привык бросать приятелей и все начинать заново каждые несколько месяцев. Но он не привык обходиться без материнской защиты и заботы. Она всегда была буфером между ним и Примо, а теперь он был никому не нужен.
– Как только приедем на новое место, я буду искать работу – сказал он, глядя на безостановочных трудяг-дворников, боровшихся на лобовом стекле с дождем и издававших при этом занудный скребучий звук.
– Нет, ты будешь учиться, – отвечал Примо.
– Не буду, – возразил Ник.
– Вот и ошибаешься. Я обещал это твоей матери.
– Что обещал?
– Тебя не касается.
Дерьмо! Ведь это о его жизни они говорят, и он вполне достоин знать, что с ним будет. И с каких это пор Примо держит данные обещания? Примо молчал, глядя налитым кровью глазами на дорогу и вцепившись огромными лапами в руль.
Ник опять стал думать о матери, которую опустили в землю, и дождь, наверное, уже залил дешевый деревянный гроб. Ник не в силах был терпеть невыносимое бремя удушливого одиночества.
«А ей холодно?»
«И тело уже начало гнить?»
Ему хотелось кричать от ужаса, и дикий крик, который он удерживал в глотке, молотом бил в голове.
«Ну, почему это был не Примо?»
«Почему это не случилось с его проклятым отцом?»
Часа через два они остановились, чтобы заправиться. Ник вышел из машины немного размяться, а Примо исчез в мужской уборной и двадцать минут не выходил. Выйдя, наконец, и не обращая внимания на сына, он направился к дорожному киоску и купил блок «Кэмела» и упаковку с шестью банками пива. Затем устроился в телефонной будке и стал звонить.
Ник не собирался спрашивать, кому он звонит. Ему было все равно. Неважно, что говорит отец, он постарается поскорее найти себе работу, запасет монет и удерет к чертовой матери.
Ник опять сел в фургон. Воняло бензином. Он лениво опустил стекло и стал наблюдать за блондинкой в мини-юбке и сапогах, которая выскочила из машины и побежала в женскую уборную, несколько безуспешно пытаясь прикрыть черный зад намокшим журналом.
Девушки! Все они одинаковые. Он достаточно имел с ними дела, чтобы точно знать, что они собой представляют. За все свои путешествия он не встретил ни одной, которой бы потом не имел, если возникало желание. Просто непонятно, как некоторые бедняги надрываются,
Ник Анджело мог справиться с кем угодно. И справлялся так часто, как только можно. И только это давало ему основание ощутить себя личностью.
Примо подковылял к машине, забросил пиво в кабину – одной банки уже не хватало – и включил зажигание.
– Законом запрещено водить машину, когда нетрезвей, – пробормотал Ник.
Примо утер нос тыльной стороной руки.
– А ты кто, полицейский?
– Нет.
Ну, и все кончилось, как всегда! «Заткнись», «Сиди тихо», «Отстань». Такова жизнь.
Откинувшись назад, Ник закрыл глаза и уже почти заснул, как вдруг подскочил на сиденье, когда они почти врезались в большой грузовик, стоящий на обочине шоссе.
– Чертовы шоферы – закричал Примо. – Останавливаются, дерьмушники, где приспичит.
– Может, я поведу? – предложил Ник. Уже темнело, а Примо выдул третью банку.
– С каких это пор ты водишь? – усмехнулся Примо.
– У нас в школе были уроки. У меня есть права.
– Чего-то я не припомню.
Нет, конечно, никаких прав у него не было. А даже если были бы, Примо все равно не позволил ему брать фургон, но Ник все равно раскатывал, и не раз, когда Примо напивался до бесчувствия, и не боялся, что его поймают.
Фургон опять подпрыгнул. Примо заворчал и наконец решил, что с него достаточно. Наклонившись, он перелез на место Ника, вытолкнув его под ледяной дождь.
Ник обежал кругом и быстро впрыгнул на место водителя.
– Куда направляемся? – спросил он, вцепившись в руль и готовый ехать куда угодно. Примо прикончил банку, раздавил ее огромной ручищей и выбросил в окошко.
– В Канзас, – сказал он, рыгнув. – В занюханный городишко, который называется Босвелл.
– А почему туда?
– У меня жена там, вот почему.
Это было для Ника большой новостью.
4
Босвелл, Канзас, 1973 год
То, что началось как обычное, ни к чему не обязывающее свидание, превратилось в отношения, и все этому радовались, кроме самой Лорен. Начались отношения скучные и регулярные. Обед и кино в пятницу вечером. Танцы и вечеринка каждую субботу. Совместные, двух семей, завтраки и ленчи. И так продолжалось уже шесть недель.
– Что происходит? – жаловалась она Мег. – Я всегда была свободным человеком, как это меня угораздило угодить во все это?
– А он уже чего-нибудь хотел от тебя? – спросила Мег, зажигая запретную сигарету.
Лорен покачала головой:
– Нет, и перестань выпытывать все время, словно ты окружной судья.
– Нет, я не судья. Но мне до смерти хочется узнать, как оно бывает, во всех грязных подробностях.
– Почему?
– Ну, будет тебе, Лори, – взмолилась Мег, – ты же знаешь, мы ничего друг от друга не скрываем. Он ведь, по крайней мере, должен был тебя поцеловать.
– Может быть, – ответила Лорен загадочно.