Американская звезда
Шрифт:
– Да ни в коем случае, – ответила Лорен в ужасе. – Я не повезу им торт, мама.
– Тогда я вынуждена буду попросить об этом Стока.
– Нет, мама, нет! Пожалуйста, не ставь меня в глупое положение, – Джейн перестала заниматься тортом и вытерла руки о передник.
– А что глупого в том, чтобы преподнести Браунингам, торт?
Лорен нерешительно помолчала.
– Ну, знаешь, это похоже на то, словно мы им лижем… Глаза Джейн сузились:
– Лижем что?
– Ну, ты же знаешь, что я имею в виду…
– Нет. Боюсь, что не знаю, – и Джейн взглянула на свое
Ух-ох. Мама такая старомодная. Но, может быть, Лорен действительно сболтнула лишнее.
– Хорошо, хорошо, я возьму этот дурацкий торт. – Но то, что они подлизывались, – это совершенно точно, хотя сейчас Лорен ничего с этим поделать не могла.
Дафна Браунинг была крупной женщиной с несколькими подбородками и ярко-красными губами. Она любезно приветствовала Лорен:
– Ах, как предупредительна ваша мама! Какой удивительно прекрасный знак внимания! – с подчеркнутым восторгом воскликнула она. – Конечно, мой доктор запрещает мне есть шоколад, но Бенджамин его просто обожает, правда, дорогой?
Бенджамин Браунинг на миг оторвался от газеты. Это был высокий человек, как бы утолщающийся к поясу. Вид у него был угрюмый, волосы с проседью и под стать им – кустистые седые брови.
– Блюду диету, – проворчал он.
Сток нетерпеливо вышагивал взад-вперед, Лорен, одеревенев от напряжения, сидела в обитом шелком кресле в очень строго и официально обставленной гостиной. Незаметная, словно тень, горничная унесла торт с глаз долой и навечно.
– Когда есть будем? – спросил нетерпеливо Сток. Дафна его проигнорировала.
– Скажите, дорогая, – обратилась она к Лорен, и на ее ярко-красных губах зазмеилась улыбка, – Сток – ваш первый мальчик?
Лорен обомлела от такого личного вопроса, и если бы не была вежливой девушкой, то ответила бы просто: «Это не ваше дело». Вместо этого, яростно поглаживая пекинеса миссис Браунинг, крошечную злобную собачонку, которая оскалила зубы и угрожающе заворчала, Лорен воскликнула:
– Какой умненький щеночек, – изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как можно искренне. – Сколько ему?
– Это девочка, – поправила ее миссис Браунинг.
– А как ее зовут?
– Принцесса розового моста.
– Какое необыкновенное имя! – Лорен опять погладила собачонку, а та цапнула ее за руку своими острыми зубками.
– Сток, – заметила Дафна, – Принцесса никогда себе этого не позволяла.
– Кушать подано, – возгласила черная горничная, появившись в двери.
Мистер Браунинг отшвырнул газету.
– И с чертовским опозданием, – раздраженно сказал он. Обед был очень нудный. Лорен ни за что бы не хотела еще одного такого вечера. Миссис Браунинг вела себя высокомерно. Мистер Браунинг был груб. А Сток – ну, Сток был Стоком. На обратном пути он без обиняков заявил:
– Ты им понравилась.
– Приятно слышать.
– Даже несмотря на то, что ты еще очень молода. «А ему-то сколько – восемнадцать, что ли?»
– Я в восторге, – ответила Лорен сухо. Но он не понял ее сарказма:
– Они
– На что? – спросила она, подавив зевок.
– Чтобы мы обручились.
5
Арета Мэй Анджело открыла дверь трейлера, в котором жила, и взглянула на Примо так, словно от одного его вида ее тошнило. Дело в том, что он покинул ее семнадцать лет назад, но это не помешало ей и через семнадцать лет сразу же обрушиться на него с яростными упреками.
Скорчившись в фургоне, Ник мог слышать каждое слово, которые она швыряла в лицо отцу.
– Тебе чего надо? Грязный обманщик! Ты чего пришел сюда вынюхивать? Ты мерзавец и бездельник, так что убирайся отсюда. Ты слышишь? Бон!
Еще немного, и, кажется, она бы прокляла его навеки, но Примо что-то неубедительно пробормотал в оправдание, и Пик еще глазом не успел моргнуть, как женщина, осыпая Примо оскорблениями, втащила его в трейлер и громко захлопнула дверь.
Ник сидел в фургоне и размышлял над событиями прошедшей недели. Ему шестнадцать лет, почти семнадцать – и жизнь уже кончена. Кому он нужен? Уж точно никому. Вся его жизнь оказалась ошибкой.
Мэри и Примо. Его родители. Примо ему сообщил, что они с Мэри никогда по-настоящему в браке не состояли, потому что, когда они обменялись брачными обетами, он был женат на этой женщине. Примо Анджело был двоеженцем.
А если так, то что из этого следовало? Лично для него, Ника? Но думать об этом он не стал. Все равно.
Дождь уже не проливной, так, моросило, но изморось была просто ледяной. Ник свернулся в углу фургона, голодный, усталый и отупевший.
Через некоторое время в сопровождении женщины вышел из трейлера Примо. Толчком отворив дверцу, он сунул Нику грязное одеяло и сказал:
– Будешь спать здесь. Внутри нет места.
Женщина наклонилась вперед, чтобы его разглядеть. Ник заметил, что она темнокожая, почти черная. И, вздрогнув, понял, что она негритянка.
Утром дождь перестал. Ник, скорчившись, спал на двух передних сиденьях, когда его разбудил слабый скребущий звук. Через боковое окошко на него глазели два маленьких негритенка. Один из них скреб ногтем по стеклу. Заметив, что он проснулся, они бросились бежать.
При свете дня Ник оглядел окрестности. Фургон был припаркован среди лагеря, где стояло еще несколько трейлеров в отдалении друг от друга. Несколько тощих собак бродили вокруг, всюду была грязь, сорняки, а в стороне возвышалась огромная мусорная куча.
По сравнению с этим ветхий домишко тети Фрэнни в Эванстоне был настоящим дворцом. Он выбрался из фургона. В нескольких шагах от него сидели на корточках черные мальчуганы и глазели на него.
– Эй, – сказал Ник, – в чем дело? Они не ответили.
– Мне пописать надо.
Один из мальчиков указал на дощатую покосившуюся хибарку около мусорной кучи. Ник с трудом добрался туда, вошел и сразу же пожалел – вонь стояла невыносимая. Сделав что нужно, он поспешил к фургону, боясь, что сейчас его вырвет. В кармане он нащупал только тридцать пять центов. Да, не разживешься.