Американские боги (пер. А.А.Комаринец)
Шрифт:
– Годы шли, а я не становился моложе. Я и сейчас немного учительствую, иногда ставлю школьные спектакли – они все равно кульминация учебного года, – а теперь я понемногу охочусь, у меня коттедж на Пайк-лейк, и слишком много времени я провожу там. – А когда они выходили из машины, Броген добавил: – С одной стороны, я очень надеюсь, что мы ее найдем. А с другой стороны, если ее все же найдут, я был бы очень благодарен небу, если бы это сделали другие, а не мы. Понимаете, что я имею в виду?
Тень в точности знал, о чем он говорит.
Идя вдоль
Во время перерыва на ленч они встретились с остальными в реквизированном для поисков школьном автобусе, ели хот-доги, запивая их горячим супом быстрого приготовления. Кто-то указал на краснохвостого ястреба на голом дереве, а кто-то другой сказал, что он больше похож на сокола, но тут птица улетела, и спор угас сам собой.
Хинцельман поведал им историю о трубе своего дедушки и о том, как помогал играть на ней во время резких похолоданий, а однажды за стенами сарая было так холодно, что, когда дедуля пошел практиковаться, ни одной ноты из трубы вообще не вышло.
– А войдя в дом, он положил трубу у печурки оттаивать. Ну, так вот, все уже улеглись спать, и внезапно размерзшиеся мелодии стали разом рваться из трубы. Так напугали мою бабулю, что с ней едва родимчик не случился.
День тянулся бесконечно, бесплодно и депрессивно. Понемногу тускнел дневной свет: расстояния терялись, и весь мир стал цвета индиго, а ветер дул такой холодный, что обжигал кожу на лицах. Когда слишком стемнело, чтобы продолжать поиски, Муллиган по радио отозвал все поисковые группы. Собравшихся у шоссе подобрал автобус и отвез назад на пожарную станцию.
Всего в квартале от нее была таверна «Здесь останавливается Бак», там и оказались в конце концов все спасатели. Они устали и пали духом и говорили о том, что стало уже слишком холодно и что, вполне вероятно, через день-другой Элисон сама объявится, даже и не подозревая о том, какой переполох учинила.
– Не надо думать из-за этого о городе плохо, – сказал Броген. – Это хороший городок.
– Приозерье, – вмешалась подтянутая женщина, имя которой Тень забыл, если их вообще представили друг другу, – лучший город в Северных Лесах. Знаете, сколько у нас в Приозерье безработных?
– Нет, – ответил Тень.
– Меньше двадцати. В самом городе и в его окрестностях проживает около пяти тысяч человек. Мы, возможно, и небогаты, но все работают. Не то что в шахтерских городках на северо-востоке – большинство из них теперь города-призраки. Были тут фермерские городки, их прикончило падение цен на молоко или низкая цена на свинину. Знаете, какая самая распространенная причина смерти среди фермеров Среднего Запада?
– Самоубийство? – рискнул предположить Тень. Вид у нее стал почти разочарованный.
– Ага. Оно самое, они убивают себя. – И продолжала, покачав головой: – Слишком много в округе городков, которые существуют
– Айнсель, – сказал Тень. – Майк Айнсель.
Пиво, которое он пил, было с местной пивоварни, сваренное на родниковой воде. И пиво было отличное.
– Я Колли Нопф. Сестра Долли. – Лицо у нее все еще было красное с мороза. – Я хочу сказать, Приозерью повезло. У нас тут всего понемногу – фермы, легкая промышленность, туризм, ремесла. Хорошие школы.
Тень поглядел на нее недоуменно. В ее словах было что-то пустое – будто он слушал коммивояжера, хорошего коммивояжера, который верил в свой товар, и все же желал убедиться, что домой вы поедете со всеми расческами или со всем собранием энциклопедий. Вероятно, она прочла по лицу его мысли.
– Извините, – сказала она. – Когда любишь что-то, просто невозможно перестать об этом говорить. Чем вы занимаетесь, мистер Айнсель?
– Мой дядя торгует антиквариатом по всей стране. Меня он зовет, когда нужно перевезти что-то большое и тяжелое. Работа хорошая, но не постоянная.
Черная кошка, талисман бара, потерлась о ноги Тени, ткнулась лбом в штанину, потом вспрыгнула к нему на скамейку и устроилась спать.
– Во всяком случае, вы можете путешествовать, – утешил его Броган. – А что еще вы делаете?
– У вас есть восемь четвертаков? – спросил Тень.
Броган порылся по карманам в поисках мелочи. Выудив пять монет, он толкнул их через стол к Тени. Колли Нопф дала еще три.
Тень разложил монеты в столбики по четыре. Потом ловко проделал «Монеты сквозь стол»: якобы уронил половину монет сквозь столешницу из левой руки в правую.
После этого, взяв в правую руку все восемь монет, а в левую – пустой стакан: накрыв стакан салфеткой, он проделал новый фокус: монеты как будто исчезали по одной из его правой руки и со звоном приземлялись на дно стакана под салфеткой. Наконец, он открыл правую ладонь, показывая, что она пуста, а потом широким жестом стащил салфетку и предъявил монеты в стакане.
Четвертаки он вернул владельцам – три Колли и пять Брогену, потом снова взял с ладони Брогена одну монету, оставив четыре лежать. Он дунул на четвертак, превратив его в пенни, который и отдал Брогену – пересчитав мелочь, тот ошеломленно обнаружил, что все пять четвертаков по-прежнему у него на руках.
– Ты просто Гудини, – загоготал с восторгом Хинцельман. – Вот ты кто!
– Я все лишь дилетант, – отозвался Тень. – Мне еще многому предстоит научиться.
И все же он почувствовал прилив гордости. Это была его первая взрослая аудитория.