Американские меридианы
Шрифт:
– Для него – просто, - покачал головой Даниэль, - Курт не любит ничего усложнять. Я с детства знаю этого юношу, и поверь, его восприятие мира не изменилось с тех времён. В душе он по-прежнему ребёнок и видит своё окружение свободным от стереотипов и предрассудков.
В тот момент Кристиан был не согласен с тем, в чём пытался убедить его Даниэль, потому что, оправдывая кузена, американский друг невольно принимал его сторону. Сидя в самолёте и обозревая необъятные просторы Большого Каньона, француз чувствовал тоску. Путешествие занимало его, но не отвлекало, а явные ухаживания Эмилио за Таис напоминали ему собственные романтические похождения с Элизабет. Чем она сейчас занята? Кристиан взглянул на часы: они
Самолёт сделал последний прощальный круг над каньоном, и взял курс на юго-запад.
– Даниэль, когда-то ты обещал, что мы поиграем в Лас-Вегасе, - очнулся Курт, - насколько мне известно, этот город совсем рядом. Мы не заглянем в тамошние казино?
– Нет, - Даниэль ответил одним словом и оставил его без комментариев. Курт мигом вспомнил, что в настоящее время его особа в немилости у старшего брата, и не стал настаивать на объяснении причин, по которым Лас-Вегас остаётся в стороне. Да кроме него никто и не стремился туда. Таис, например, с нетерпением ждала, когда из дымки вынырнет такой желанный, такой далёкий – и сейчас с каждой минутой становящийся всё ближе – Лос-Анджелес.
Ей с трудом удалось сдержать возбуждение, когда глазам открылся вид на гигантскую деревню – куда ни глянь, всюду лишь маленькие домики, притулившиеся среди холмов. Как это было не похоже на Нью-Йорк!
– Лос-Анджелес – огромный город, но большинство его районов застроено одноэтажными домиками, - встретив удивлённый взгляд бразильянки, объяснил Даниэль, - это же Калифорния, сейсмически неспокойная зона. Правда, минимум небоскрёбов в городе всё же присутствует. Вообще Лос-Анджелес похож на гигантское одеяло, сшитое из различных лоскутков – каждый его кусочек-район соединяется с другими нитью хайвэя.
– Да, и никто не обратил внимания на то, как мы из осени попали в лето, - заметил Микио, - круглый год прекрасная погода – вот в чём достоинство этого города.
Вслед за ним оживился и Эмилио.
– А какие здесь пляжи! Я, возможно, тряхну стариной и вспомню, что такое сёрфинг.
– Вряд ли мы будем располагать временем для частого посещения пляжей, - поспешил остудить его пыл Даниэль, - в Лос-Анджелесе мы пробудем недолго, и за короткий срок мне хочется показать вам многое. Но во Флориде у нас будет достаточно времени на любые развлечения. Собственно, за этим мы и поедем туда.
Эмилио такая перспектива не устраивала.
– Ничего, ничего, - сказал он, - я успею омыть ноги и в Тихом, и в Атлантическом океане.
Кристиан подумал о том, что у него послезавтра день рождения. Он впервые отпразднует его на другом конце света, с другими людьми... если, конечно, отпразднует. Он уже предчувствует, как будет тоскливо и грустно протекать сие торжественное событие, в то время как изо всех сил придётся разыгрывать радость и веселье. При этой мысли он поморщился. Хирург не любил притворства. Никакого праздника ему не надо. Кристиан втайне надеялся, что ни Даниэль, ни Эмилио, знавшие дату его рождения, не вспомнят о ней.
Они поселились в гостинице «Холлидей». В городе, задыхающемся от обычного смога и выхлопных газов миллионов автомашин, этот образец архитектуры был похож на цветущий оазис в Аравийской пустыне. Фойе отеля представляло собой зеленеющий сад и переливающееся голубое озеро; четыре стеклянных лифта были наполовину погружены в воду – время от времени они взмывали вверх, как торпеды, и с головокружительной скоростью
– Ух ты, как красиво! – восхитился Курт, когда в одной из таких клеток их увлекла к своему этажу чья-то невидимая рука. Он уже забыл об обиде на Даниэля, и теперь с интересом поглядывал по сторонам.
Зорче всех был взгляд у Таис. Она искала глазами заветный холм с огромной надписью «Голливуд», и, возможно, разглядела бы её, если бы лифты не поднимались так быстро. Кристиан поспешил утешить её мыслью о том, что для первого дня впечатлений и так хватало.
Курт тут же занял комнату с роялем; остальным не было разницы, где селиться. Но, шагнув в свой номер, Таис поняла, что само Провидение приготовило для неё эти апартаменты. Подойдя к окну, в игре солнечных лучей она увидела, наконец-то, далёкую надпись.
Глава 17. «Страна счастливых инвалидов»
На следующий день знакомство с Лос-Анджелесом началось с Даунтауна – номинального центра города, и единственного места, где было предостаточно небоскрёбов. Впрочем, после Нью-Йорка ими было трудно впечатлиться. Гораздо больше всем понравились танцы мексиканцев на улице Олвера. Наблюдая за их движениями, Таис сама начала пританцовывать, но, встретив заинтересованный взгляд Эмилио, надела на лицо серьёзную маску и впредь не позволяла себе вольностей. Ей не хотелось оставаться объектом повышенного внимания итальянца.
А душа её, её тело, руки, ноги рвались в танец. С тех пор, как она стала стюардессой, пришлось оставить своё ремесло. Раньше танцы приносили доход, и она как-то не задумывалась над тем, насколько важно для неё это искусство. Танцующие мексиканцы напомнили ей о прелести ритма, и если бы не присутствие Эмилио, она с удовольствием присоединилась бы к ним. Но его преследующий взгляд не позволял ей самозабвенно отдаться уличному танцу. Несмотря на прохладное отношение к мужчине, Таис уже давно признала, что этот человек достоин уважения. Хотя бы за свою разностороннюю образованность. Сама Таис нигде и никогда не училась – всё, что она умела, она приобрела с жизненным опытом. Девушка происходила из бедной семьи – нет, слово «происходила» к лицу лишь словам «из семьи знатной», или «из дворянского рода». Семья Таис была бедной. Сознание этого с детства коробило Таис и она везде, где только было можно, пыталась научиться чему-либо. Девочка росла любопытной, быстро схватывала, прочно запоминала, а при ближайшей возможности реализовывала на практике. Таким образом она научилась грамоте – португальской, испанской и английской. Что касается танцев и пения, то, кажется, она с младенчества стала заниматься ими – несмотря на бедность, семья Таис была очень музыкальна. Правда, в ней девушка научилась скорее национальному искусству. Когда же ей исполнилось шестнадцать, Таис начала танцевать в ночном клубе, и там, зорко следя за более старшими подругами и прислушиваясь к ритму собственного сердца, она быстро освоила всё многообразие современной латиноамериканской эстрады.
Потом у Таис появился мужчина – богатый, утончённый, интеллигентный. Он научил её западноевропейским танцам – вальсу, фокстроту, но он же и открыл ей глаза на мужское коварство. Первая любовь обернулась для Таис горькими слезами. Она стала избегать мужчин. Богатых поклонников было хоть отбавляй, но Таис насквозь видела каждого и не подпускала к себе ближе, чем на расстояние от столика до сцены, на которой она выступала. Даниэль стал первым, кто нашёл путь к её сердцу после стольких лет одиночества. Она доверилась ему, и ни разу не пожалела об этом. Что касается Эмилио... Он всё же благоразумно держит дистанцию, и его шутки пока ещё можно сносить. Благосклонность и внимание Даниэля окупают с лихвой некоторый дискомфорт, причиняемый ей итальянцем.