Американский герой
Шрифт:
— Сколько там на часах? — спрашивает Буш.
— Пять, — отвечает Бейкер.
Буш. вздыхает. Тяжело быть президентом. Гораздо тяжелее, чем актером. Во-первых, потому что актеры столько не работают, а во-вторых, потому что никого не интересует, чего им это стоит. До тех пор пока они делают сборы. А президент вынужден встречаться с разными людьми круглые сутки, А потом еще лететь на вертолете к авиалайнеру номер один. И хотя он имел в своем распоряжении целый самолет с услужливым персоналом, готовым выполнить любое его желание, все равно через два, шесть или восемь
— Пора принимать синюю бомбу, [8] — говорит Буш и достает таблетку халциона. Оба пользуются этим снотворным. Естественно, по рекомендации врачей. Будучи химическим, собратом, валиума и либриума, это лекарство обладает наркотическим действием. Его преимущества заключается в том, что оно довольно быстро выводится из организма и пациент не испытывает, сонливости и апатии утром.
Бейкер наливает по стаканчику скотча, чтобы запить лекарство.
8
В печати эту фразу приписывали Бейкеру («Тайм», 10/14/1991). Однако вполне допустимо, что два столь близких между собой человека пользовались одинаковым сленгом. В 1990 году это было самое популярное снотворное в мире. В октябре 1991-го оно было запрещено в Великобритании.
Буш все еще не может успокоиться. Да и вообще, разве президент может быть спокойным? Даже когда что-то удается: сократить бюджет, наорать задницу русским, обуздать Демократический конгресс, повысить собственный рейтинг или прижать коммунистов Центральной Америки, — тут же кто-то принимается стенать, жаловаться, брюзжать и делать все возможное, чтобы свести на нет эти достижения. А средства массовой информации выкапывают, еще какую-нибудь неотложную проблему, грозящую кризисом, который может разрешить только президент, и никто другой.
— Тоска зеленая, — говорит президент.
— Я понимаю, что тебя тревожит, — отвечает Бейкер. Он знает, что Буш. имеет в виду суд над Норьегой. Буш. отправил войска в Панаму, чтобы захватить диктатора, занимавшегося наркобизнесом. Для этого потребовалось организовать настоящие военные действия. Президент лично одобрил название операции — «Правое дело». Отличное название, говорящее само за себя. Они доставили сукиного сына в Майами — лучшее место для ведения дела о наркобизнесе. И вдруг все застопорилось. Обращения, апелляции и еще черт те что. И чем дольше это тянулось, тем более неловкой становилась ситуация. — Прокурор — хороший парень, — заверяет Бейкер своего начальника. — Я узнавал в министерстве юстиции — самый лучший. Надо просто набраться терпения.
Буш. встает и начинает, переодеватъся в пижаму. Барбара подарила ее на день инаугурации. Белая фланель с тюленями и крошечными президентами, стоящими у них на носах.
— Так ты хочешь услышать историю, которую мне рассказали в Хьюстоне? — спрашивает Бейкер. Буш. не отвечает. И Бейкер наливает еще.
Буш. берет свой стакан. Огромный боинг, способный обеспечить безопасность главы Свободного мира, уверенно рассекает ночное небо. Однако по мере крушения Империи зла этот глава все больше и больше утрачивает, свой авторитет. И надо изобрести что-то новое. Главой чего еще он мог
— Черт, я буду по нему скучать, — говорит Буш.
Эту отер скончался двумя днями ранее. Врачи ввели ему в мозг радиоактивные гранулы и успешно уничтожили опухоль вместе с большим участком здорового мозга. Однако сразу вслед за этим возникла другая опухоль. Врачи сошлись во мнении, что еще одного курса радиотерапии Этуотер не перенесет. И после этого началось его быстрое угасание.
— За Ли, — поднимает Бейкер свой стакан.
— Пока он был жив, я мог делать все что угодно. Ли мог стереть с лица земли любого. Настоящий плохиш.
Теперь уже было понятно, что все высказывания президента сосредоточены вокруг одной темы или по меньшей мере обладают каким-то подтекстом. Его мучила тревога, — иногда это бывает с президентами. Вроде бы ничего страшного не происходило, но и хорошего было мало. Экономика, заварушка с банком социального кредитования, в которой участвовал его сын, конфронтация с Японией и Германией, ползущая вверх безработица, а главное — отсутствие уважения к его персоне. В руках сильного противника все это могло привести к непредсказуемым результатам. Не то чтобы он считал, что демократы настолько умны, что выберут правильного кандидата, но ведь у них это могло получиться случайно. И Бейкер понимал, что все эти смутные опасения всплыли вследствие смерти Этуотера. Президент словно лишился своего тайного оружия и теперь был вынужден вести военные действия наравне с противником.
— Под конец он обрел веру, и я рад этому, — Буш произносит это как припев старинной песни.
Возможно, это уже начинает действовать халцион. Или скотч. Бейкер ощущает приятную истому, однако полностью владеет собой. Пальцы ног перестают болеть, и комок в животе рассасывается.
— Джордж, — говорит он, — мне надо тебе кое-что сказать.
— Что, Джимбо? — спрашивает Буш, забираясь под президентское одеяло с большим тюленем посередине.
— Перед самой смертью, — говорит Бейкер, — он попросил меня приехать. Чтобы кое-что передать.
— И что он сказал?
— Он и под конец проявил себя как настоящий плохиш.
— Ты хочешь сказать, что он не ползал на коленях и не вымаливал прощение за то, что натравил Вилли Хортона на Джорджа Дукакиса?
— Бушик, он мне кое-что дал. План своей последней кампании. Своей лучшей кампании.
— Она связана с кем-нибудь из демократов?
— Нет, она связана с нами. Должен признаться, что, когда я прочитал этот, план, он мне показался совершенно безумным. И я даже решил его уничтожить. Но все же сохранил. Этот документ обладает странной и обезоруживающей логикой. Хотя, возможно, это действительно логика сумасшедшего.
— Он у тебя с собой? — спрашивает президент.
Бейкер встает с кровати Барбары и идет к своему портфелю. Он набирает шифр замка и достает сложенные листки бумаги.