Американский герой
Шрифт:
— Значит, мы пошлем к черту «Юниверсал секьюрити», — говорит Мэгги. — Я откажусь от их услуг и потребую вернуть деньги, а если они откажутся, то пусть встречаются с моими адвокатами.
— Я бы на твоем месте подождал, — отвечаю я. — Здесь происходит что-то очень странное. Явный конфликт интересов, учитывая, что компания соглашается на тебя работать, продолжая за тобой следить.
— Естественно, конфликт интересов, — откликается она.
— Такого обычно не бывает, — добавляю я.
— Не будь таким наивным. Ты работаешь на корпорацию, которая преследует выгоду, а не руководствуется соображениями этики.
— Я не сказал, что это невозможно. Я хочу сказать, что это очень грязное дело. Если выяснится,
Заставить Рэя Матусова и меня работать друг против друга — тоже грязное дело. Ведь считается, что мы должны доверять друг другу. Если выясняется, что кто-то из работающих с тобой ребят работает против тебя, разрушается что-то очень важное. Поэтому в нашей компании такого никогда не бывает. Если на то нет веских причин.
К тому же я довольно давно работаю в компании. Я выполнял сверхсекретные задания и ни разу не обмолвился о них ни единым словом. Для того чтобы во мне усомниться, должны быть действительно очень веские причины.
— Я же говорила тебе, что все это очень серьезно, — отвечает она.
— Говорила.
— А ты мне не поверил, пока сам во всем не убедился.
— Это входит в мои обязанности.
— В твои обязанности входит работать на меня. Думаю, пора бы уже это уяснить себе.
Это заставляет меня подобраться.
— Да, мисс Лазло, я на вас работаю. Однако я профессионал. И я буду профессионально заниматься этим делом. Если бы вы поручили своему адвокату подать заведомо проигрышный иск, который повредил бы вашей карьере, он бы наверняка отказался это сделать.
— И тогда бы я его уволила.
— Может быть, да, а может быть, и нет. Если бы ты обратилась к своему автодилеру и попросила его обслуживающий персонал снять тормоза со своего «порше», так как хочешь научиться ездить без них, они были бы вынуждены отказаться. Если бы ты пришла к своему врачу и попросила его выписать тебе морфий, ибо только морфий делает тебя счастливой, он бы тоже отказался это сделать. — Я произношу то, чего люди обычно не говорят, а потом долго сожалеют, что не сказали, и, наверное, кажусь вспыльчивым и несдержанным. Однако наши клиенты очень часто просят нас совершать опасные, противозаконные и попросту глупые поступки. Это явление настолько распространено, что руководство разработало несколько вариантов ответов, с которыми нас знакомят на специальных семинарах по проблемам взаимоотношений с клиентами. И сейчас мой ответ во многом почерпнут из выдаваемых нам методичек.
Она замирает и смотрит на меня.
— Прости меня, Джо, — искренне, но без признаков раскаяния говорит она. — Это было… — она умолкает в поисках подходящего слова, — грубо. То, что я позволила себе говорить с тобой как с прислугой.
Преимущество на моей стороне, и я пытаюсь им воспользоваться.
— Пойми, что, когда я говорю о Рэе Матусове, пенсионном фонде и надбавках за выслугу лет, я говорю и о себе. Я понимаю, что он не пойдет против компании, потому что знаю, насколько тяжело это было бы для меня. Я многое потеряю, если пойду против них и буду за щи щать тебя.
— Догадываюсь. Жаль, что я не подумала об этом раньше. Но я полагала, что ты взрослый мужчина и в состоянии сам принимать решения. Я тебя не заставляла и не умоляла.
— Ты должна еще знать, — продолжаю я, — что наша компания славится своей мстительностью. Они делают все возможное, чтобы уничтожить предателя.
— По-моему, предатель — это громко сказано.
— Мэгги, посмотри на меня. — Теперь моя очередь. Я беру ее за плечи и смотрю ей в глаза. — Ты не понимаешь, что мы из себя представляем. Мы носим дешевые костюмы и не высовываемся, и нас может нанять любой с парой тысяч
— Что ты хочешь мне сказать? Что ты отказываешься?
— Нет. Я хочу тебе сказать, что если мы хотим двигаться дальше, то надо относиться к этому серьезно. Может, я и ошибаюсь. Может, все дело в том что ты отказалась переспать с какой-нибудь влиятельной шишкой или его жена решила, что ты переспала с ним. Может, все это полная ерунда. Но думаю, что нет. Мне кажется, что, связавшись с тобой, я по меньшей мере рискую своей службой. Допускаю, что для тебя это чепуха, раз ты зарабатываешь по три миллиона на картине, но я вложил в это дело много лет своей жизни, и это единственное, что у меня есть. Поэтому оно и значит для меня очень много. Вот что я думаю.
— Так чего же ты хочешь, Джо? Скажи, чего ты хочешь. — Она дышит так же тяжело, как и я. Нас овевает ветерок, и мелкие соленые брызги должны были бы нас освежать, однако мы оба пышем жаром, как печки.
Наверное, надо набраться смелости и сказать, что я хочу лежать с ней рядом, проникать в нее и обнимать на глазах у всего честного народа. Но вместо этого я произношу:
— Я хочу; чтобы ты относилась ко всему серьезно. В том числе и ко мне. Потому что это касается нас обоих. Или найми кого-нибудь другого, а я вернусь в компанию и займусь махинациями на бирже, растратами и супружескими изменами.
— Я согласна, — отвечает она. Я по-прежнему держу ее за плечи. Наши взгляды наэлектризованы, и мы не можем оторвать глаз друг от друга. — Я могу относиться к тебе серьезно. Я так и относилась к тебе. — Мы продолжаем смотреть друг на друга. Она чуть приоткрывает локтем дверь. Это все?
— Нет, — отвечаю я и начинаю медленно притягивать ее к себе. Мы все так же не отводим друг от друга глаз. Ее взгляд не выражает ни согласия, ни протеста. Я ощущаю тепло ее тела еще до того, как оно прикасается к моему. Порыв ветра подхватывает ее волосы, и я ощущаю их на своем лице. У меня было много женщин, но ни с одной из них я не чувствовал того, что ощущаю сейчас от одного прикосновения ее волос. Я продолжаю притягивать ее к себе, — надо вам сказать, что в детстве я ненавидел поцелуи в кино и мечтал, чтобы герои поскорее снова начали стрелять. И повзрослев, я по-прежнему не любил любовные и далее постельные сцены. Но все происходящее с Мэгги так романтично и кинематографично, что, может быть, мои взгляды изменятся. (Однако, как выяснилось позднее, этого так и не произошло.) Страсть — величайшая драма человечества после смерти» но она не предполагает присутствия зрителей. И вот мы стоим на берегу Тихого океана: ветер, волны, потрясающее освещение и прекрасная женщина. Я держу ее за плечи, и мы находимся на таком близком расстоянии, что ощущаем энергетику друг друга. Микрочастицы, электроны, ауру. Остается преодолеть совсем крохотное расстояние, разделяющее наши губы.
И мы его преодолеваем. Ее губы прикасаются к моим. Это уже второй ее поцелуй. И первый, когда мне хватает смелости обнять ее и поцеловать самому. Мне уже за сорок, а я считаю поцелуи, как четырнадцатилетний мальчишка. Вслед за губами соединяются и наши тела. Я чувствую, как ее соски становятся твердыми, а бедра обмякают. Она прижимается ко мне, и у меня начинается эрекция, и я знаю, что она чувствует это. Губы ее приоткрываются, и я ощущаю их мягкость.
И вдруг она делает шаг назад. Не резко, но вполне решительно.