Америкен бой

Рогоза Юрий

— Лиза,— не соврав ответила девушка.

— Ну, Лиза, угодила. Даже жаль отпускать тебя... 

— А я не голодна. Выпивайте, закусывайте. Я тут недалеко буду...

И она отошла от столика.

— С Богом,— произнес Ник, чокнувшись с лейтенан­том. И они одновременно приникли губами к краям бокалов и стали втягивать внутрь холодное колющее пиво, которое все стремилось в желудок, но, казалось, даже горла не достигало, а просто исчезало тут же, во рту.

— По второй?—риторически спросил Железяка, сма­хнув тыльной стороной ладони белую полоску пены с верх­ней губы

и немедленно разлив еще раз. Ник кивнул. Они, уже не чокаясь, просто отсалютовали друг другу, как два эсминца, встретившихся среди моря, и немедленно выпили.

— Теперь закусим,— предложил Ник, накладывая се­бе в тарелку осетрины.— Не робей, следователь. По икре вмажь...

Железяка с сомнением глянул в сторону икры.

— Можно без хлеба и масла,— доверительно понизив голос посоветовал Ник.— Я ее не ем, так что вся твоя...

— Здраво,— кивнул Железяка, зачерпнув ложкой ик­ру и отправив в рот.

Как на зло, там немедленно стало почти сухо и при­шлось жестами показывать, что непременно надо еще бокальчик пива туда залить, а то беда да и только. Бокальчик ждать себя не замедлил и был выпит с после­дующим отдуванием.

* * *

Когда гонка с поглощением закусок, несколько поутих­ла, а Лиза принесла еще пива, когда глаза несколько поуспокоились и смогли разглядывать деликатесы не с вож­делением, а с некоторой долей превосходства, когда пиво уже пилось не залпом, а неторопливо, глотками, Железяка откинулся на спинку стула и, прикуривая, заметил:

— Да, вот это, я понимаю, еда.

— Это правда,— не стал возражать Ник.— Хорошо получилось.

— А макароны я ненавижу,— меланхолично продол­жил лейтенант, и взгляд его погрустнел, словно предста­ла перед ним кастрюля с макаронами, которые отврати­тельно разварились, пока он говорил по телефону. В ка­стрюле плавают три столь же разварившиеся сардельки, вывернутые наизнанку и больше похожие на дохлых ко­шек...— Нет, макароны ненавижу...

— Ну, это дело вкуса... А вот если их как следует сырком припорошить и с томатами...

— Не...— Железяка поморщился.— Хоть икрой об­мажь, не желаю о них даже разговаривать. А ты что же, и в Америке так вот наворачиваешь?

Ник, усмехнулся.

— Нет, конечно.. Это же деликатесы. Они дорогие, страсть. Да если и купишь,— вкуса того, что тут, нет. Там как-то кажется, что все стерилизовано. Арбуз от клуб­ники с завязанными глазами не отличишь. Хотя первое время после плена я только и делал, что обжирался. Все вкусным казалось — молоко, чизбургеры всякие, пиццы... Потолстел даже. Потом, правда, вес быстро скинул. Да и не скидывал, он сам куда-то подевался...

— Ну, у нас, знаешь, не потолстеешь. Распухнуть можно, это правда. Особенно сейчас.

Ник подался вперед и Железяка поднял на него глаза:

— Не веришь?

— Почему не верю? Сам вижу. Только вот ты мне скажи, я все хотел спросить у кого-нибудь, да не у кого было, что же вы со страной сделали, пока мы там в Аф­гане были? Это ж одуреть можно! Это же не жизнь, так жить-то нельзя!..

— Это у тебя, американец Ник Маккензи, худоба на тело вернулась, а мозги совершенно

жиром заросли. В Аме­рике, я слышал, такое бывает. Только ты не горячись — жить тут нельзя, что со страной сделали... Тебе это теперь все до лампочки. А страну мы вытянем. За уши вытянем...

Ник с сомнением пожал плечами:

— Вот за уши тянуть вы мастаки, только что-то я не помню такого момента, чтобы эту страну кто-нибудь куда-нибудь за уши не тащил, а все только паршивее делается...

Железяка хотел было озлиться, хватануть кулаком по столу, но желание оказалось слабым, сытость и пиво несколько сгладили все углы и притушили яркие краски.

Поэтому он просто раздавил окурок в пепельнице, пово­зил им в пепле, нарисовав звезду, и довольно спокойно, с оттенком всегдашнего российского смирения, ответил:

— Ничего, американец. Живы будем, не помрем... Ник улыбнулся невесело:

— Это у меня командир роты все время так говорил: живы будем, не помрем... На моих глазах его...

В глазах Железяки вдруг блеснул интерес:

— А ты где служил-то?

— Под Кандагаром. Девятая спецрота. Команда 14-д.

— А как в плен попал?

Ник сразу напрягся:

— А вот это не твое дело. Или ты еще и трибунал задействуешь? Как попал, так попал. Во всяком случае,

не по трусости. Не обделывался...

— Да ладно,—примирительно махнул рукой лейте­нант.— Не кипятись зря, по тебе и так видно, что об­делываться ты не мастак... Только что ж ты не вернулся? Ты ж видишь, задыхаемся мы тут, в говне по уши, настоящих ребят не хватает... ,

Железяка смотрел исподлобья, с прищуром, словно действительно хотел понять. И Ник начал отвечать:

— А меня эта страна предала раз десять подряд. А та приняла. Тоже, знаешь, не без выкрутасов, но там я все получил: дом, работу... А потом жена, вот, родит скоро... Это было как заново родиться. Ладно, к чему тебе все это... Прикурить лучше дай.

Железяка щелкнул зажигалкой и отвел глаза. Он бездум­но смотрел в зал, но Лиза, заметив это, решила, что ждут ее. Быстрым шагом она подошла к столику:

— Ну, мальчики, как у нас дела? Помирились?

— Мы и не ссорились,— удивился Ник.

— А за что же вы так друг друга отмутузили? — вспархнула Лиза бровками.— Девушку не поделили?

— Можно и так сказать,— пожал плечами Железя­ка.— Но теперь решили, что она нам не пара.

— Точно,—пытаясь быть веселым, подхватил Ник.— Что нам девушки, когда с нами такая Лиза! А принесите-ка нам теперь горяченького,и водочки, водочки...

— А горячее как раз готово,— кокетливо улыбнулась Лиза.— Сейчас будет.

И пошла к себе. В самом начале ей понравился Ник, но теперь она в своей симпатии больше склонялась к лей­тенанту. Тот был как-то попрочнее, что ли. Тем более, что тот, другой, американец, что с него взять? Тут мама, дедушка, какая Америка?

Железяка проводил ее глазами:

— Хорошенькая.

— А ты не женат? — спросил Ник.

— Господи, кто же меня терпеть-то станет? — искрен­но удивился лейтенант.— В меня же раз в неделю норовят из пистолета попасть. Или обреза. Жизнь кипит. Жены этого терпеть не могут.