Амфитрион
Шрифт:
Все понятно. Ей не показалось.
– Какие раны? – спросила несгибаемая Ирэн Монферран, которая иногда замечала, что Магистр как будто прихрамывает.
Воцарившееся молчание можно было трактовать как подготовку к убийству. Но Ирэн была уверена: он не причинит ей вреда. Ведь она знала его уже пятнадцать лет.
– Множественные, – ответил Магистр наконец. – Что еще?
Ирэн не поддалась. Она немного вытянула руку ладонью вперед, будто хотела его остановить.
– Послушайте, я все поняла. Потерпите немного – вы терпели меня очень долго… хотя
Магистр мученически вздохнул, но промолчал.
– Вы что-то со мной сделали – я не знаю что, и как, и не знаю зачем. Я была пустой, как выпитый кокосовый орех, а стала – стала живой. Все это – то, что я радуюсь жизни, смеюсь, плачу, страдаю, мучаюсь и говорю сейчас об этом с вами, то, что я сейчас не ухожу и не сажусь в машину, которая отвезет меня в Барселону, – результат того, что вы со мной сделали. Я не такая, как мама. Я не такая, как вы. Я не такая, как ваш русский мальчик. Не такая, как тот англичанин, который в вас выстрелил. Я Ирэн Монферран, и я приняла от вас этот дар с благодарностью.
Магистр молчал, как он один умел это делать: давая понять, что, если уж начал говорить, надо договаривать до конца, как если бы ты спрыгнул с крыши – нельзя ведь свернуть в сторону и не долететь до земли.
– Скажите что-нибудь, – потребовала тогда Ирэн. Она летела навстречу земле, но хотела, чтобы в этом полете ее сознание хотя бы отвлеклось.
– Вы приняли дар. Умница, – согласно произнес Магистр. – Что же вы выносите из этого?
Ирэн овладел гибельный восторг.
– Вы выносите, Магистр Делламорте. Доктор Делламорте. Я знаю, что у вас есть докторская степень. Маэстро Делламорте – Магистр и маэстро – это одно и то же слово. Знаете, почему?
– Почему? – спросил Магистр покорно, не дожидаясь очередной просьбы «что-нибудь сказать»: видимо, Ирэн требовалась ритмическая поддержка разговора. Ирэн не обиделась. Она слишком давно его знала и сейчас повторяла это про себя постоянно, чтобы ненароком все-таки не убежать: слишком мало знакомого излучала фигура, воздвигшаяся перед ней мрачной статуей.
– Потому что это – радость, страдание, вопросы… и бессонницы, – жизнь. Она есть не у всех. Вы забираете ее у людей… чтобы сбросить шкуру и стать тем, чем хотите.
– За что же вы в таком случае собрались меня благодарить, детка? – спросил Делламорте, и Ирэн снова подобралась. Она почему-то всегда подбиралась, когда он так ее называл, как будто отставляя на несколько ступенек вниз от себя – туда, где находятся в мире взрослых маленькие дети. Только вот сейчас Ирэн поняла, что мир взрослых состоял из одного ее знакомого Магистра, а дети…
– За то, что вы не поленились меня наполнить. За то, что я сейчас отдаю вам добровольно. Вот.
Ирэн подошла на шаг ближе к Делламорте и вложила что-то ему в руку. Он посмотрел на ладонь; там лежала фиалка. Ирэн скорее продолжала:
– Сбрасывайте свои шкуры до конца. Я же видела, сил русского мальчика вам не хватило. С моим подарком… нет, не с подарком, после того как я отдала вам свой долг, вы сможете вернуться в то время,
Ирэн замолчала, а Магистр усмехнулся.
– Надеюсь, что нет, детка. Боюсь, это было бы слишком.
Ирэн вдруг поняла, что сказать ей больше нечего. Она подняла голову, посмотрела на своего «опекуна» и порадовалась тому, что прошедшие годы ничего не изменили – он по-прежнему оставался гораздо выше нее. Тогда она подняла руку и осторожно коснулась его левой скулы, потом посмотрела на пальцы, разглядывая кровь.
– Вы меня не обманываете.
Делламорте взял ее за руку, впервые за все время знакомства (если не считать эвакуацию из театра Ла Скала) сделав это по собственной инициативе и, видимо, с определенной целью. Кровь на пальцах Ирэн пропала. Он отпустил ее.
– Я благодарен вам, дорогая мадемуазель Монферран. Вы действительно оказались лучше всех, – сказал он обычным своим голосом, как будто она хорошо сдала экзамен, а он это констатировал. – Вы меня, м-мм… переиграли. Я не ожидал не только этого красивого шага, но и того, что вы, как вы выразились, «наполнитесь». А еще менее этого я мог ожидать… чего?
– Чего же? – прошептала Ирэн и приготовилась к какому-то страшному откровению. Попытки успевать за происходящим давались ей все хуже: голова как будто наполнилась странным туманом, а где-то в затылке засел болезненный шуруп, который продолжают ввинчивать, а он все ширится. Она устала от своих бессонниц.
– Того, что, отдав, вы ничего не потеряли.
В зале еще светлее. Теперь Ирэн точно видит, что Магистру не очень хорошо, но видит она и то, что он как будто искренне рад этому.
– Как не потеряла? – голове так холодно и так больно, как будто ее под завязку набили острым колотым льдом. Надо снотворное… нет, нельзя. Собраться… – То есть… то есть как это, не потеряла?
– Не знаю, – признается Делламорте, снова поворачиваясь к ней. В первый и последний раз Ирэн видит на лице его искреннее удивление. Он улыбается. – Наверное, вы само совершенство. Галатея. Новый человек. – Магистр молчит и произносит с удовольствием: – Ирэн Монферран.
Он подходит к ней и, как тогда, в вечер их похода на «Тоску», проводит пальцами по лбу. Больную голову тихонько выключают. Делламорте наклоняется к ее уху:
– А теперь ступайте спать. Быстро. Я проверю.
И Ирэн Монферран идет спать.
32. Линия перемен
Теперь, когда мы вернулись на стремительный парусный корабль, рассекающий океанические волны, мы уже знаем: если Магистр здесь, то у него все получилось. Он оставляет мир, из которого до капли выпил кровь, и пока его немногие доноры не начали вновь наполняться жизнью, должен успеть вписаться в темный квадрат окна, что твой Екклесиаст, и уйти. В 2021 году остается лишь одна молодая женщина, не склонившая голову перед этим князем опустошения, – Ирэн Монферран. Утром после описанных событий в Хативе она просыпается в совершенно пустом замке.