Аморал
Шрифт:
За дверью слышна постепенно нарастающая ругань. Ну что там ещё?
Пошатываясь, выползаю из подвала. Состояние слабости во всём организме, как после затяжной болезни.
— Да он три дня уже там торчит! — визгливый голос Мухина вгрызается в мозг.
— И ещё три дня проторчит, ежели господину надобно будет, — спокойно басит баба Маша. — Куда собрался, малохольный?!
Непродолжительные звуки борьбы и всё затихло.
Так, у меня два вопроса. Во-первых, что тут делает баба Маша, а во-вторых — в каком нахрен смысле три дня?!
Я был уверен, что проспал
У меня были большие планы на этот источник силы, а теперь придётся с ними притормозить. Я просто не могу себе позволить опять выпасть из жизни на такое количество времени.
Обидно, мне казалось, что я нашёл ту самую заплатку, которая позволит мне игнорировать адамантовый браслет. Возможно, если я не буду так нагло и много черпать энергию скверны, то и такого жёсткого отката удастся избежать.
В любом случае, скверна решала мою проблему только тогда, когда я находился с ней рядом. И пока я не придумал, как приручить эту чёрную субстанцию, чтобы её частичка постоянно находилась рядом, сильно рассчитывать на скверну не стоило.
Картина, представшая передо мной, когда я вышел из подвала, была просто восхитительна.
Мухин то и дело пытался прорваться к двери, но тучная баба Маша была неприступна. Она стояла широко расставив мощные ноги и скрестив руки на груди. А на каждую его попытку только раздражённо хмыкала и поносила беднягу на чём свет стоит.
Мне его даже жалко стало, если честно. Взгляд у него был растерянный и обречённый.
— Ну наконец-то! Наша спящая красавица соизволила проснуться!
А нет, не жалко.
— Мне надо срочно с тобой поговорить, — Мухин снова стал надменным и раздражающим.
— Ну давай поговорим, раз надо, — пожимаю плечами, чем быстрее от него отделаюсь, тем лучше.
— Да вот ещё! — зычный голос бабы Маши заставил Мухина пугливо присесть. Я, слава скверне, удержался. — Господину надо поесть. Он хоть и нехристь богомерзкая, но обедать вовремя обязан!
Возражать ей не очень-то хотелось, хотя голодным я себя не чувствовал.
— Позже поговорим, — кивнул я Мухину и направился на кухню. Столовая ещё была не готова, как буркнула мне, удовлетворённая моей покладистостью, женщина.
Мухин тоскливо вздохнул, но возражать тоже не решился.
***
Перед обедом мне всё-таки удалось ненадолго улизнуть в ванную, чтобы смыть с себя засохшую кровь, пот и грязь. И только после этого, разомлевший и расслабленный от горячей воды, я спустился на кухню, откуда доносились соблазнительные запахи.
В какой-то момент мне начало казаться, что это какой-то коварный план — убить меня посредством критической массы еды в моём желудке.
В меня впихнули две тарелки густого наваристого супа, тушёную капусту с мясом и толчёной картошкой, и несколько кусков пирога. Да, тоже с мясом. От чая со сладкими пирожками я позорно сбежал к Мухину. Но сначала сделал
Кстати, пока обедал узнал, что здесь делает баба Маша. Именно она стала тем человеком, который контролировал все рабочие процессы в особняке.
Хотя, баба Маша скорее контролировала меня. Чтобы, как она выразилась, я девок молодых своей тёмной магией не соблазнил и не попортил.
Потапа Михалыча я нашёл на заднем дворе, он следил за ремонтными работами. Заметив меня, старик сдержанно кивнул и дав ещё парочку указаний, подошёл.
— За месяц управимся, я думаю, — сообщил он мне.
Я рассеянно кивнул, это меня сейчас волновало меньше всего.
— Нужно поставить кого-нибудь на границу со скверной.
— Зачем? — старик насторожился и нахмурил брови. — Осквернённые нас не трогают, если мы к ним на территорию не суёмся. А скверна, знай себе, ползёт потихоньку и никакой пост её не остановит.
Раздражённо вздыхаю. Для тех, кто очень долго жил под гнётом злобных некромагов они задают как-то слишком много ненужных вопросов.
— Мне не нужно, чтобы кто-то останавливал скверну или осквернённых, но я должен знать, что происходит на границе. Сегодня они вас не трогают, а завтра решат, что личная деревушка с местными жителями, это отличный обеденный стол. Я слышал, как думает скверна — она непредсказуема в своих действиях и желаниях.
Да и тот разумный осквернённый меня тоже беспокоил, честно говоря. Но об этом я вслух говорить не стал.
Старик недоверчиво щуриться, но молчит, обумывая полученную информацию.
— Отправлю туда Фёдора с сыном, они охотой промышляют, с ружьём обращаться умеют. Думаю справятся.
Меня такое решение вполне устраивает, можно теперь и к Мухину сходить.
— Погодь, господин, — окрикивает меня в спину старик. Он мнётся и отводит глаза, видно хочет о чём-то попросить, но боится моей реакции.
— Ну говори уже.
В пределах разумного я готов идти на контакт, тем более староста имеет огромное уважение среди местных. Не уверен, что без его помощи меня вообще будут слушать. Разве что из страха. Но я никогда не любил методы запугивания, как правило они не давали нужного результата.
— Ты на бабку мою не серчай, ежели чего, — наконец говорит он твёрдо, — она баба у меня не глупая, хоть и дурная.
— А зачем она ко мне работать пошла, раз неглупая? — усмехаюсь я. — Или это особая форма мазохизма — работать на того, кого презираешь?
— Да не презирает она тебя, господин, — он махнул рукой, — просто недолюбливает. Но тут сам понимаешь, вашего брата никто не любит. Знаешь сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы людей уговорить у тебя в особняке работать? Вот то-то же, — дождавшись моего отрицательного маха головой, он удовлетворённо продолжил, — А Машка у меня тридцать пять лет на заводе бухгалтером проработала и при этом ни одного своего начальника не любила. Так что ты не сомневайся, господин, она ответственная у меня очень. Ежели что надо по работе — всё сделает.