Аморальное
Шрифт:
– Ты не выстрелишь.
– Выстрелю.
– Нет. Ведь это служебный пистолет, верно. Они вычислят тебя по пуле.
Имтизаль тряхнула свёртком, который снова распахнулся, как крылья летучей мыши, и засверкал начищенными скальпелями.
– Я её вырежу.
– Тебе это не поможет. Ведь я знаю. У вас каждый патрон на счету.
Имтизаль устало качнула головой.
– На первом же выезде выстрелю холостым.
– Серьёзно?
Он встал и двинулся к ней.
– Почему же ты тогда не стреляешь? К чему игра? Застрелила бы меня, раз всё так просто.
– Сядь.
– А ты выстрели.
– Пути назад не будет.
– Я и не собираюсь идти назад.
– Я же только раню. И начну резать.
– Договорились.
– Долго резать.
– Не сможешь. Купила наборчик для ролевых игр в злого доктора и думаешь, что стала крутой?
Она молчала. Больше всего на свете ей хотелось доказать ему обратное, но рационализм не давал вестись на провокацию и стрелять.
– Раз такая классная, вперёд, стреляй. Но не думай, что я сам помогу тебе инсценировать моё же самоубийство, идиотка.
Она не стреляла, потому что он был прав. Она бы не застрелила его и не стала бы потом копаться в его теле ножом, потому что такая жестокость – не очень похожа на Оливию. Оливия не смогла бы резать правильно, Оливия не смогла бы его пытать, Оливия не смогла бы проделать с ним весь тот ужас, который планировала проделать Имтизаль. Важно было помнить, что сейчас она не Имтизаль. Сейчас она Оливия. Но он стоял на ногах и шёл к ней, и надо было что-то делать, и тогда она достала из чехла нож и двинулась ему навстречу. Он всё испортил, и ей, всё-таки, пришлось зарезать его, небрежно, неправильно, неуверенными кривыми ударами, на которые был способен только выведенный из себя непрофессионал, не жестокий человек, забывший в состоянии аффекта, что он не жестокий человек.
12ого сентября она праздновала День рождения с семьёй. Впервые за последние три года приехал Имем. Имтизаль не удалось побывать на его свадьбе два года назад, и сейчас она впервые видела его жену, 27летнюю аравийку, скромную весёлую девушку, которая ещё четыре года назад принимала самого Имема на работу. У них уже было двое детей, годовалый Марк и двухмесячная Камила. Карима тоже приехала не одна, она была помолвлена, и Имтизаль снова была единственным членом семьи, кто ещё не был знаком с её пополнением. Жениха звали Кэмерон, у него не было арабских кровей, но он был готов принять мусульманство, чем очень порадовал Алию и Джафара и сразу снискал их расположение, хотя Ими догадывалась, что он будет относиться к своему новому верованию не с б'oльшим энтузиазмом, чем она сама. Он с большим интересом расспрашивал Имтизаль о её делах в полиции, сам он работал в ФБР и всячески агитировал будущую родственницу перейти к ним в отдел. Ужин прошёл напряжённо, по крайней мере, для Имтизаль. Рядом было слишком много новых людей, были дети, которые её раздражали, как она ни пыталась помнить, что их отец – её брат. Всеобщая обеспокоенность её личной жизнью, желание свести с кем-то и узнать, неужели во всём департаменте никто не привлёк её внимание, вынуждали Имтизаль мечтать раствориться в воздухе. Ей совершенно не хотелось говорить о своих отношениях с мужчинами. И уж тем более, выходить замуж. И уж тем более, рожать детей. С тех пор, как она вернулась из Сан Франциско и у родителей появилось больше возможности общаться с ней, они нередко намекали ей, что неплохо бы в её возрасте перестать избегать общества людей и мужчин в частности. Они звали её на встречи с друзьями семьи, которые приводили своих сыновей, но те, разумеется, не испытывали ни малейшего желания проявить инициативу в близком общении с Ими. Не испытывала и она. Какое-то время Джафар и Алия всё радовались её общению с Арми и всем сердцем надеялись, что оно вытечет во что-то более романтическое, чем обмен едой, и никак не могли принять факт того, что Имтизаль интересовала Арми не больше, чем любой другой человек, с которым ему приходилось сталкиваться по делу. Чем старше она становилась, тем чаще Алия намекала, что неплохо бы ей изменить своё мировоззрение и хотя бы встретиться с кем-то из ребят с ранчо или одноклассниками.
Она прожила уже 26 лет и убила 9 человек. Её жизнь изменилась слишком круто для общения с безопасными аутистами с ранчо или одноклассниками.
И тем не менее, такое общение состоялась.
Это был не её одноклассник, но он учился в той же школе, что и она. Дэвид Беннет, молчаливый и рассудительный агент по недвижимости, он поступил в университет, когда Имтизаль поступила в старшую школу. Он знал Имтизаль, потому что она была самой странной девушкой, которую ему доводилось видеть, она не пугала его и не отталкивала, она казалась ему особенной, загадочной и нуждающейся в помощи и
Она его сразу узнала и сильно занервничала: она слишком привыкла, что из связей с прошлым у неё только семья и Дьего Рамирес. Видеть Дэвида ей было неловко. Она снова чувствовала себя маленьким нелепым ребёнком-готом, который испуганно шарахается от старшеклассников.
Он не скрывал, что пришёл к ней не случайно, что хотел обратиться именно к ней, потому что они знакомы. У него пропал младший брат, и Дэвид очень боялся, что при запоздалых поисках может случиться беда. Малыш не вернулся домой после школы, и никто не видел, как он выходил и куда пошёл, ни учителя, ни одноклассники. Дэвид до шести вечера искал брата, теперь же отчаялся, и поэтому обратился к ней, к Имтизаль. Для официальных полицейских поисков прошло ещё слишком мало времени. И Имтизаль согласилась ему помочь.
Ребёнка нашли ещё живым на следующее утро, только сильно потрёпанным и напуганным. Он сказал, что его увезли с завязанными глазами, и он понятия не имеет, кто, зачем и куда. Его обнаружили в 20 милях от города: местный полицейский заметил свежие следы от колёс у заброшенного хлева и решил проверить его. Когда ребёнка увезли, территорию привели в порядок, и Имтизаль с одним из местных патрульных осталась ждать в засаде, но никто не приехал ни в тот день, ни на следующий. Экспертиза тоже ничего не дала: никаких отпечатков пальцев или улик в самом хлеве, разве что стёршиеся следы на пыльном полу и земле, по которым едва можно было определить размер обуви, фирма шин Michelin и предположительный класс автомобиля – внедорожник. Позже ребёнок вспомнил, что автомобиль был серого цвета и внешне напоминал Range Rover, но ничего точнее он сказать не мог, потому что видел его не дольше секунды. Обивка на ощупь была не кожаной, и в машине с ним сидело трое мужчин, судя по голосам. Полгода Имтизаль пыталась найти связь между такими мелкими и незначительными деталями, даже установила слежку за школой и всеми её сотрудниками, она продолжала искать решение даже тогда, когда отчаялся уже весь отдел, когда сдался сам Дэвид, и однажды ей и самой пришлось вывесить белый флаг. Это было первое незакрытое дело, и оно вогнало её в глубочайшую депрессию, похожую на то аморфное состояние, в котором она тлела после убийства Омара.
Но Дэвид был очень признателен ей за самоотверженность и скрупулёзность в работе, он пытался наладить с ней контакт на протяжении всего расследования, а она была слишком отвлечена от всего мирского, чтобы понять это. Для неё он был всего лишь рабочий объект, и Имтизаль с готовностью соглашалась обедать с ним, ходить на деловые встречи и домой, где прослушивала его телефонные разговоры, просматривала деловую почту и расспрашивала обо всех его коллегах и друзьях. Она не чувствовала подвоха и не видела, что Дэвид во всём этом преследует не совсем ту же цель, что и она.
И всё же она к нему даже привыкла, почти как когда-то к Арми при патрулировании и к Джексону на ранчо. Он очень хорошо чувствовал её натуру одиночки и очень грамотно себя вёл, поэтому она практически не ощущала его присутствия и испытывала меньше дискомфорта, чем при общении даже с Оуэном Малкольмом. Вероятно, поэтому она и согласилась сходить с ним в ресторан через две недели после того, как все документы были переданы в архив и дело было заброшено, к тому же её подавленное и апатичное состояние было слишком сильным для того, чтобы позволить сопротивляться нарушениям ритма её жизни.
Она даже оделась чуть элегантнее, чем всегда: со времён Артура у неё осталось немало вечерних нарядов и навыков макияжа. Она думала об Амелии, с тоской и умиротворением одновременно, когда подводила свои мёртвые глаза, такие же мёртвые, как тогда у неё, с выцветшей болотистой радужкой и застывшим мутным зрачком. Амелия была невероятно красивой, и об этом думала Имтизаль, нехотя поправляя на себе платье и представляя, как бы элегантно, нежно и гармонично оно смотрелось на ней, как бы было приятно сидеть в ресторане и смотреть, как она, Амелия, улыбается и тихо разговаривает с Дэвидом, и она была бы такой свежей и приятной, и ей так бы шёл синий цвет этого платья, и она была бы с Дэвидом одного роста, если бы надела каблуки, и у неё была бы очень мягкая и очень живая кожа, а не жёсткая и сероватая, как окаменевшие останки древности.