Аморальные рассказы
Шрифт:
— Но я совсем не хочу, чтобы лошади погибли.
— Ах не хочешь! Не хочешь и все равно решила уйти; значит, хочешь! — казалось, Маргарита забавляется, издеваясь.
Не знаю почему, скорее от изумления, но мне захотелось вступить в их игру:
— Извини меня, Маргарита, но это не совсем точно: все зависит не от Дианы, а от тебя. Во всяком случае, то, что касается лошадей.
Любопытно, но Маргарита не обиделась. Она приняла мои слова как согласие на другую игру, на ту, что она пыталась затеять со мной.
— Тогда скажем так! Дорогая Людовика, все зависит от тебя, — несколько двусмысленно предложила она.
— От меня?
— Да,
На мгновение я даже испугалась, но Маргарита, обращаясь ко мне, тут же сгладила неловкость:
— Ладно, скажем, я пошутила. Но мое приглашение все равно остается в силе: ты мне симпатична, и я хотела бы, чтобы ты переехала сюда, — будет здесь Диана или нет. — А потом, повернувшись к Диане, сказала: — Ну, Диана, ты все еще мне не ответила…
Должна тебе сказать, моя дорогая, что в тот момент, когда Диана, казалось, окончательно поверила, что лошади останутся живы, я поняла — теперь уже опасность угрожает мне. Диана смотрела на меня огромными запавшими голубыми глазами, будто не понимая внезапного моего прозрения, а потом решительно сказала:
— Лишь бы лошади не погибли, я готова делать что угодно.
— Не что угодно, а «это самое»! — уточнила Маргарита.
На этом месте, моя дорогая, я было решила вмешаться, с тем чтобы вырвать Диану из когтистых лап этой «ужасной» Маргариты. Но решение свое не выполнила. По двум причинам: прежде всего потому, что, вмешавшись, после нешуточного приглашения Маргариты, боялась, что буду не в силах спасти Диану, разве что слишком дорогой ценой — а именно, заменив ее собой; во-вторых, потому, что в эту минуту я ненавидела Диану больше, чем Маргариту. Да, Маргарита — монстр, окончательно и бесповоротно; но Диана еще хуже, и именно потому, что она, на первый взгляд, лучше: человек она неверный, слабый, трусливый и ненадежный. Ты можешь сказать, что на это мое суждение о ней, вероятно, неосознанно, повлияло воспоминание о моем неприятном опыте с нею в интернате? Возможно. Но ненависть — чувство сложное и обычно зависит от разных причин, никогда не бывает, что ненавидишь только в силу одной из них.
Таким образом, рта я не раскрыла. Увидев, как Диана затравленно и пугливо смотрит на Маргариту, я не удивилась, когда она, тяжело вздохнув, подчинилась:
— Ладно.
— Что «ладно»?
— Сделаю так, как хочешь ты.
— И именно сегодня?
— Да.
— Сейчас?
— Оставь меня хотя бы на какое-то время, дай обед переварить, — несколько грубовато запротестовала Диана.
— Согласна. А теперь пойдем отдыхать. Ты, Диана, иди в спальню. А я провожу Людовику в ее комнату и потом приду.
— Проводить могу и я. Ведь это я ее пригласила.
— Хозяйка дома — я, и провожу я!
— Но я бы хотела поговорить с Людовикой.
— После поговоришь.
В результате этой перебранки произошло вполне предсказуемое: подавленная и растерянная Диана поплелась к той двери гостиной, за которой, вероятно, была другая часть дома, с выходом на первый этаж. А мы с Маргаритой поднялись на третий этаж. Маргарита, шедшая по коридору впереди меня, открыла дверь, и мы вошли в небольшую комнату в мансарде с наклонным потолком и одним окном. Мне было неловко уже от одного того, с какой настойчивостью Маргарита
Я тут же возразила:
— Почему, зачем ты это делаешь?
— Потому что эта тварь вполне может внезапно войти и начать надоедать нам, — не смутилась Маргарита.
Я промолчала. Маргарита подошла ко мне вплотную, легко и непринужденно обняла за талию. Мы стоим, почти в обнимку, под низким потолком мансарды, и Маргарита продолжает говорить:
— Она ревнива, но хотя бы раз могла и не ревновать. Она мне все рассказала об интернате: как ты ночью приходила к ней в постель, как она делала вид, что спит. Мне пришла в голову одна идея относительно тебя — естественно, приятная. Да, ты — в сотни раз лучше, чем я представляла. И более того — в сотни раз лучше этой твари Дианы.
Чтобы прервать это тяжелое для меня объяснение в любви, я ее спросила:
— Почему ты ее называешь тварью, вот и недавно за столом тоже так называла?
— Потому что это так и есть. Капризничает, возмущается, а кончается все и всегда одним и тем же: соглашается и лепечет «да». И не перестает обманывать своим ханжеством: думает только об одном, ты понимаешь о чем, а все остальное для нее ничего не значит. Например, лошади. Неужели ты веришь, что если бы завтра я их убила, она бы испытывала ту боль, о которой говорит? Никогда. Она просто хотела показать тебе, какая у нее чувствительная душа. Тварь, она и есть тварь. Надоела она мне. Ну, что ты решила?
— О чем ты? — откровенно удивилась я.
— Принимаешь мое приглашение жить здесь, для начала, скажем, пару месяцев?
— Но здесь Диана, — возразила я, чтобы как-то протянуть время.
— Устроим так, чтобы Диана ушла, а ты займешь ее место. — Немного помолчав, она продолжила: — Недавно я говорила, что убью лошадей. Но чтобы она решилась уйти, для начала хватило бы убить пони.
— Только что ты угрожала убить пони, чтобы помешать Диане оставить тебя. А теперь ты грозишься убить его для того, чтобы она ушла! — не удержалась я от комментария.
— Тогда я не хотела, чтобы Диана уходила, и знала, что достаточно одной угрозы, чтобы заставить ее остаться. Но для того, чтобы она ушла, нужно сыграть всерьез. Убью пони, уйдет и она.
Маргарита набросилась на меня, прижалась и стала целовать в шею и в плечи. Пытаясь высвободиться из ее рук, что мне никак не удавалось, я разозлилась:
— Чего ты от меня хочешь?
— Того, что Диана не может мне дать и никогда не даст, — настоящей любви.
Уверяю тебя, что в эту секунду Маргарита испугала меня. Одно дело слышать такое от тебя, другое — от гигантши со свинячьими глазками и мордой обезьяны.
И я возразила:
— Но я уже люблю другую.
— Какая разница? Я о тебе знаю все. Ее зовут Нора, да? Привези ее сюда; приезжайте обе жить со мной.
Тем временем она подталкивала меня к кровати и неуклюже одной рукой задирала мою юбку. А ты знаешь, как часто, особенно летом, я ношу ее на голое тело. Ее рука добралась до промежности, схватила всей пятерней за волосы на лобке и с силой потянула, ну точно как сделал бы грубый и похотливый мужик. Я закричала от боли и оттолкнулась от нее. В эту минуту раздался стук в дверь. С блестящими от возбуждения глазами Маргарита грубо приказала мне не открывать. В ответ я пошла к двери и открыла ее. На пороге стояла Диана и прежде чем заговорить, смерила нас обеих взглядом. Потом сказала: