Ампирные спальни (Imperial Bedrooms)
Шрифт:
— С чего вдруг? — спрашиваю. — В отместку? Думал, Рейн начнет на себе волосы рвать из-за того, что ты трахаешь ее соседку?
— Он прячется, — говорит Рип, пропуская мои слова.
— Надо же, как тебя на нем перемкнуло!
— Прячется. — Пауза. — Я думал, может, ты знаешь, где он. Думал, может, поделишься.
— Да, плевать мне, где он.
— А ты выясни, а потом позвони.
— Кто, по-твоему, это может знать? — спрашиваю. — Поговори с Рейн.
Вздыхает.
— Ты распорядился его избить? — спрашиваю. — Чтобы он понял наконец, чем рискует, оставаясь с Рейн?
— Никакой фантазии, — говорит. — Примитивно мыслишь.
Слегка подавшись вперед, Рип вталкивает в плеер какой-то диск. Откидывается. Сбивчивое
— Выключи, — прошу шепотом. — Пожалуйста, выключи.
— Дальше все равно ничего интересного. — Рип наклоняется к плееру и вытаскивает диск.
— Как к тебе это попало?
— Я смотрю, ты любишь этот вопрос.
— Я ни к чему не причастен.
— Кто знает, что толкает человека на тот или иной поступок? — Рип откидывается на спинку сиденья, не слушая меня. — Того же Джулиана. Мотивы его поступков мне не ясны.
Берусь за ручку дверцы.
— Каждый день открываешь что-нибудь новенькое, — продолжает. — Порой такое про себя узнаешь, что только диву даешься.
Поворачиваюсь к нему.
— Забил бы ты на них, а? Уступи ее Джулиану, что ты, себе другую не найдешь?
— Не могу, — говорит. — Нет. Не могу — и все.
— Почему не можешь?
— Репутация не позволяет, — говорит, чеканя каждое слово. — Он мне уже и так немало крови попортил.
Ставлю ногу на тротуар.
— Не волнуйся. Тебя я больше не потревожу, — говорит. — Считай, разобрались. Дальше все произойдет, как задумано.
— Что это значит?
— Это значит, просто хотел предупредить, — говорит. — Отныне ты соучастник.
— Не смей мне больше звонить…
— По-моему, мы оба заинтересованы в том, чтобы от него избавиться, — говорит Рип, и я с силой захлопываю дверцу.
В ту ночь мне снова снится паренек-призрак (тревожная улыбка, полные слез глаза, лицо настолько безупречное, что кажется маской), он парит в коридоре у двери в спальню, держа в одной руке наше с Блэр фото двадцатипятилетней давности, а в другой — кухонный нож, и песня «Сhina Girl» [80] разносится эхом по комнатам, и я не в силах этого вынести: встаю с постели, распахиваю дверь, надвигаюсь на паренька, а когда наношу удар, нож падает на пол. А когда просыпаюсь утром, на руке синяк, оставшийся от того удара.
80
«Китаянка» — песня Дэвида Боуи и Игги Попа, спетая Игги Попом в 1977 г. (альбом «The Idiot»), а Дэвидом Боуи — в 1983-м (альбом «Let’s Dance»).
Рейн появляется в спортивном костюме и без макияжа, вся дерганая из-за назначенной на завтра пробы (поначалу вообще отказывалась ехать, но я сказал, что, если не приедет, все отменю), и она на голодной диете, поэтому ужинать мы не идем, а когда пытаюсь ее обнять, говорит: «Давай чуть позже», и приходится снова прибегнуть к угрозе, и потом заглушать возникшую из-за этого панику текилой «Гран-Патрон»; потом я заваливаю ее прямо на полу в офисе и ебу до беспамятства сначала там, а потом в спальне, и во всех комнатах полыхает свет, а в динамиках стереосистемы надрывается Fray, и хотя, по идее, текила должна была ее вырубить, Рейн продолжает рыдать, и от слез я завожусь еще больше. «Чувствуешь его?» — спрашиваю. «Чувствуешь его у себя внутри?» — повторяю снова и снова, выходя на коду, ощущая ее содрогания не от блаженства — от ужаса, и в квартире дубак,
— Зачем? — шепчу, вливая в нее новую порцию текилы.
— Для твоего сценария. — Произнося это, она захлебывается от рыданий.
— Не моего, а нашего. Ты в нем соавтор, детка.
— Нет, не соавтор! — кричит, и на лице — страдальческая гримаса.
— А кто же?
— Только материал.
И, заметив наконец мигающий красным индикатор полученных сообщений в лежащем на ночном столике мобильнике Рейн, я спрашиваю (продолжая одной рукой поглаживать ее грудь, а другой — слегка стискивая горло):
— Где он?
Звонит Трент Берроуз и говорит, что хотел бы встретиться в Санта-Монике, после того как закончит ланч с клиентом в ресторане «У Майкла». Трент в костюме и сидит на одной из скамеек у входа на пирс «Санта-Моника» [81] и, когда я подхожу, отрывается от телефона, снимает темные очки и разглядывает меня с опаской. Мимоходом бросает, что освободился раньше, чем предполагал, поскольку за ланчем неожиданно легко уговорил клиента (известного своим упрямством актера) согласиться на роль, сулящую бесчисленные выгоды как ему, так и всем заинтересованным лицам.
81
Santa Monica Pier — по сути, небольшой парк, выступающий в океан. Открыт более ста лет назад. На нем располагаются ресторанчики и аттракционы.
— Я был уверен, что не придешь, — говорит Трент.
— Почему мы не могли встретиться в ресторане? — спрашиваю.
— Не хочу, чтобы нас видели вместе, — говорит. — Зачем давать врагам такой козырь?
Идем по дощатому настилу к пирсу. Трент снова надевает темные очки.
— Никогда не думал, что буду беспокоиться о таких вещах, — говорит.
— Благодаря мне твой клиент проходит сегодня пробу, — сообщаю довольным тоном, все еще в эйфории после ночи с Рейн.
— Ага, — говорит. — Благодаря тебе.
Выдерживаю паузу.
— Я думал, ты поэтому предложил повидаться.
Поразмыслив, Трент отвечает:
— В некотором смысле.
Пустое колесо обозрения, мимо которого мы проходим, едва различимо в густом тумане — один лишь смутно угадывающийся контур, и за вычетом нескольких рыбаков-мексиканцев вокруг ни души. Рождественские украшения еще не сняли, и обмотанная гирляндами полуосыпавшаяся ель привалилась к облупленной стене зала игровых автоматов, и от ярко раскрашенной тележки с чуррос [82] тянет сладковатым запахом, и на том, что говорит Трент, мне не дают сосредоточиться другие звуки: приглушенный шум прибоя, крик низко парящих чаек, обращенный к нам оклик цыганки, предлагающей погадать по ладони, песня The Doors, исторгаемая каллиопой.
82
Испанская сладкая выпечка в виде жареной «колбаски» из заварного теста. По вкусу и запаху напоминает пончик.