Ампирный пасьянс
Шрифт:
Видок же был и первоосновой для первого классического детектива в литературе. В апреле 1841 года По опубликовал в "Грехем'с Мегезин" новеллу Убийство на улице Морг [К той же самой криминальной серии По принадлежат еще и Тайна Мари Роже и Похищенное письмо. Этот последний сюжет американца чуть ли не скопировали Конан-Дойл и Честертон]. Как считается, что именно так родилась детективная литература. В 1976 году Георг Хензель так нача статью о ней в газете "Франкфуртер Альгемайне": "Вначале было "Убийство на улице Морг"…" Неправда. Вначале были Мемуары Видока, которыми По воспользовался, становясь духовным отцом Конан-Дойла, старушки Кристи, Уоллеса, Сименона, Чендлера, Честертона и многих других, точно так же, как и созданный им в Убийстве… по образцу Видока шевалье Огюст Дюпен был духовным отцом Шерлока Холмса,
Сам По воспользовался фамилией Дюпен от героини одной из афер, описанных в Мемуарах и снабдил собственного детектива видоковскими "умственными способностями, называемыми аналитическими", которые мы теперь называем дедукцией. В Убийстве на улице Морг находится небольшой трактатец на тему дедукции, а такжн любопытное критическое замечание о первом "детективе-аналитике, каким был Видок: "К примеру, у Видока имелся следственный нюх и огромное терпение. Но, не образованный в мышлении, он совершал постоянные ошибки, вытекающие именно из усиленности его следственных поисков. Тем самым он уменьшил свою способность видения, глядя на предметы со слишком близкого расстояния. При этом он обладал способностью с необычной быстротой заметить одну или пару подробностей, но, концентрируя внимание на них, он, понятное дело, терял образ в его целостности. Так оно и бывает, если кто-то желает быть слишком глубоким. Истина не всегда находится в колодце".
К сожалению, истина о Видоке находится как раз в колодце, причем настолько глубоком, что дна достичь невозможно. Он сам начал копать этот колодец, а закончили уже его последователи, "приличные" мещанские шефы Сюрте (Аллар, Канлер, Клод, Масе и другие), которые стыдились того, что их любимая полиция была организована бандитом.
Стыдиться Франсуа Видока – какая глупость! Принимая те же критерии стыда, следовало бы также, если не сильнее, стыдиться другого великого Франсуа – Франсуа В. Неужто Вийон не был всю свою жизнь бандитом, вором, разбойником из разбойников? Но вместе с тем он был еще и гениальным поэтом, так же как Видок гениальным полицейским, кто превратил уголовное расследование в великое детективное искусство. Если же принимать мораль в качестве единственного критерия к оценке искусства, то Вийон был бы самым паршивым поэтом Франции, а Макиавелли – величайшим кретином Апеннинского полуострова.
Оскар Уайльд не ошибался, когда писал: "Искусство и преступление не обязаны исключать друг друга. Домашние добродетели не являются основой для искусства, хотя для второплановых художников способны сделаться достаточной основой. Искусство не выносит моральных оценок".
ТУЗ ПИК
Он был малонцем, как Шатобриан, как Ламенне, как Бруассе
– эти корсары искусства, философии, науки. Сражался он в
то же самое время, что и они, и точно так же красиво. Он
был из породы тех, у которых мысль всегда идет наряду с
действием и которые не удовлетворяются банальностью
будничных побед и усмешками фортуны. Делая из него
последнего из великих рыцарей океана, судьба выгравировала
портрет идеального корсара.
На наиболее выдвинутом в Ла-Манш конце Сен-Мало на высоком пьедестале стоит памятник вооруженному мужчине, который выпрямленной рукой указывает в море. Как бы желая этим сказать: море, моя любовь.
Отсюда можно видеть два скалистых островка, обмываемых приливом. На одном из них находится гробница Шатобриана, на втором – старинный форт, возведенный великим Вобаном.
Ритмичный окрик волны, разбивающейся на укрепленном берегу "cite corsaire", вкус осевшей на камнях соли, старинная корабельная пушка на крошащихся ступенях, ведущих к музею. Скрип прошитых
Вы говорите, что это сказка? Ну конечно. Вся его жизнь была сказкой.
Робер Сюркуф де Боагри родился 12 декабря 1773 года в старинном корсарском гнезде на берегах пролива Ла-Манш. Родители мечтали сделать из него священника, что в жизнеописаниях французских корсаров было просто правилом (Дюгвай-Труин, Форбен и др.). Когда нашему герою исполнилось 14 лет, он удрал из коллегии в Динане и завербовался на небольшое каботажное судно "Цапля", плывущее в Кадикс. Отец с матерью посчитали мальчишку "позором семьи". Это было первое и самое скромное из прозвищ, которыми одаряли Робера в течение многих лет, и которое повлияло на то, что он перешел в историю как величайший корсар во всей французской истории. Его слава затмила все остальные звезды, ходившие под черным флагом, в том числе и такие знаменитости как Барт, Форбен, Кассар, Дюгвай-Труин, Совилль, Дютертр, Эрмитт, Анженар ил Пелло.
На "Цапле" Сюркуф познакомился с непосильным трудом, отречением и рассказами старых моряков, пробудивших любовь к тропикам и дальним походам. Через год (1787 г.) он перешел на "Аврору" капитана Тардеве, который был поставщиком чернокожих рабов для плантаторов из Иль-де-Франс (Маврикий) и Иль-де-Бурбон (Реюньон). Тардеве, друг семьи, в течение нескольких лет научил юношу всему, что было необходимо, чтобы командовать судном и ходить в Индийском Океане с завязанными глазами. Он же научил его сказочно обогащаться на торговле живым товаром. Когда "Аврора" потерпела крушение у берегов Мозамбика, и когда 400 связанных в трюме негров с воплями шло на дно, у юного Сюркуфа совесть даже не дрогнула. Этому его тоже научил капитан Тардеве.
В 1792 году Сюркуф сделался самостоятельным мореходом. Нуждающиеся в постоянных поставках плантаторы предоставили ему "Креола" – бриг, специально приспособленный для перевозок рабов. Правда, власти революционной Франции ликвидировали рабство и запретили торговать людьми, но Париж был далеко, а помещики с островов хорошо платили за каждую пару рабочих рук.
В заливе Иль-де-Бурбон на борт "Креола" ворвался комиссар Комитета Общественного Спасения, и хотя Сюркуф успел выгрузить ночью компрометирующий его "товар", количество отягощающих доказательств (трюмы, кандалы) было более чем достаточное. Арестованный Робер попросил небольшую отсрочку, чтобы позавтракать, и пригласил к столу пораженного сговорчивостью капитана представителя властей. Когда после вкусной еды комиссар вышел на палубу, то увидал, что корабль находится в открытом море. У берегов Черного континента Сюркуф совершенно спокойно затарился новой партией чернокожих рабов, вместе с которыми закрыл в вонючем трюме и невезучего комиссара.
– Пребывание с вашими приятелями, неграми, сделает ваше путешествие более приятным, – нагло издевался он.
И очень скоро, к всеобщей утехе экипажа, комиссар молил его выпустить, заверяя, что у него нет ни малейших претензий к поведению капитана.
Описанное событие произошло на самом деле, хотя событие это и относится к разряду "кака". Но всем известно, что к пропагандистским изображениям национальных героев гораздо сильнее подходит разряд "ляля". Поэтому, в весьма популярной во Франции беллетризированной биографии Сюркуф – король корсаров, написанной Жаном Олливье, Сюркуф, рассказывая о собственной карьере, докладывает следующее: "После этого мне доверили руководство "Креолом"… только давайте сменим тему". Смена темы – это любимый ход апологетов, наряду с подделкой исторических фактов.