Амплерикс. Книга 1. Цветы и ветер
Шрифт:
– Правда? – через силу улыбнулся Шай. – Значит, получилось… А что эти придурки из синедриона?
– Один из них не отходил от вашей постели и поил вас травами, – прокашлялся Одвин.
– А двое других? – спросил патриций. – И извините, я не хотел вас обидеть.
– Да есть ли разница, – сказал Мачео. – За годы службы Дейне я изучил все помыслы этого клубка змей, что именуется синедрионом. Одвин проголосует за тебя. Он был предан Дейне, но ее манера управлять не находила последнее время отклика ни у него, ни у жителей. Надо быть слепым, чтобы не видеть:
– Если вы и вправду согласитесь дать мне свой голос, – сказал Шай, глядя на лекаря, – я буду править по-другому.
– По-другому не значит лучше. Но я проголосую, – подтвердил лекарь. – Не только по той причине, что вы избавили город от того каменного нароста. И не только потому, что вы приятны моим глазам. Я попросту не хочу видеть Эрбуса во главе Аджхарапа. Акира же – особа непритязательная и ведомая. Уверяю, у вас есть и ее голос. А главное – вы в почете у жителей. Стало быть, избрание вас новым мэром – лишь дело времени и парочки формальностей.
– Дело какого времени?
– Недолгого. Выборы состоятся через семь дней.
Когда спустя еще два дня Шай окреп и впервые покинул покои Одвина, показавшись на публике, его встретили ликующими криками и овациями. Моряки, торговцы, нищие, корабельщики, дети и их родители, старики и счетоводы – все неистово хлопали патрицию, который опешил от такого, без преувеличения, теплого приема. «Шай! Шай! Шай!» – эти крики тонули в аплодисментах и радостных, заливистых возгласах. Даже Акира тихо хлопала в ладоши. Один только Эрбус, стоя поодаль от толпы, безмолвствовал, показательно сложив руки у себя на груди. «Шай! – голоса жителей не думали утихать. – Шая в мэры!»
Патриций стоял на лестнице дома Одвина и смущенно улыбался. Сотни восторженных глаз устремлялись в его сторону, заставляя Шая чувствовать непривычное стеснение. Он поймал себя на мысли, что ангалийцы Эрзальской долины никогда не купали его в овациях. В этом не было ничего удивительного. С древних времен в долине правила династия Лаплари, передавая власть над Гальтингом по наследству. Каждый новый патриций Эрзальской долины получал в свои руки этот город, точно приданое, причитающееся жениху от дома невесты. Законы требовали от ангалийцев послушания, почитания своего правителя, но вот заставить питать восхищение законы не могли. Сейчас, оглядывая толпу Аджхарапа с крыльца, Шай видел в глазах людей именно восхищение, за которое он дорого заплатил кровью. Не успели радостные возгласы чуть утихнуть, как из толпы донеслось очередное: «Шая в мэры!» – и вновь площадь утонула в гуле, заливистых свистах и аплодисментах.
Одвин растерянно смотрел то на горожан, то на патриция. Наконец он выставил ладонь впереди себя, призывая к тишине. Ее не пришлось ждать долго, и тогда лекарь сказал: «Мы с вами условились провести выборы. Они состоятся через несколько дней. На пост мэра Аджхарапа претендуют патриций Эрзальской долины Шай Лаплари и начальник городской стражи Эрбус Одноокий. По традиции мы поставим на площади два железных короба, куда каждый, достигший зрелости, волен будет опустить ясеневый жетон с гербом Аджхарапа. Подсчет голосов будет доверен Акире. Но прежде хочу спросить вас. Должны ли мы ждать и упражняться в подсчетах, когда всем ясно, что город уже сделал свой выбор?»
Толпа прервала его восторженными криками: «Шая в мэры! Шая в мэры!» – доносилось до Одвина со всех сторон. «По
Одвин повернулся к Шаю и поклонился ему. Стоящая справа от Шая Кларена подошла к патрицию, взяла его руки в свои ладони, нежно сжала их и шепнула: «Ты заслужил это». Но Шай не смотрел ни на нее, ни на Одвина, ни на толпу. Взгляд его был прикован к Эрбусу – лицо начальника стражи было каменным. Оно не выдавало печали от заранее постигшего его проигрыша, не выдавало оно и злобы. Шай поднял руку. Толпа замолчала.
– Почтенный Эрбус, – обратился патриций к своему сопернику, поражение которого уже было неоспоримо вписано в историю Аджхарапа, – а что думаешь ты? Тебе достаточно молвить, и уже завтра на площади появятся железные короба, а жителям будут вручены ясеневые жетоны для полноценного голосования.
Эрбус подался всем телом вперед, оттолкнул стоящего у него на пути зеваку и неспешно пошел к крыльцу дома лекаря. Их с патрицием взгляды встретились и застыли. Толпа не издавала ни звука. Первым прервал молчание Эрбус.
– Никому не было под силу очистить русло реки от камней. Лишь тебе одному, патриций, – он говорил негромко. – В Аджхарапе мне жить и умереть. Это мой город. Я служу ему, служу своему народу. И если народ выбрал тебя… Я не буду обижать себя и своих людей, начиная игру, в которой уже определен победитель. Выборы состоялись, и это столь же ясно, сколь прозрачна вода в Арамее, что вновь разрезает наш город. После того, как Дейну увезли на суд в Триарби, я приготовился занять ее место. Возможно, я заслуживаю его. Но нужен ли я Аджхарапу как правитель? Я мудр. Во всяком случае, неглуп. Но я рожден воином. Ты же, патриций, рожден правителем. Им и умрешь, даже если тебя заковать в цепи и бросить в Огненное море. Правление начинается со свиты, и ты изберешь себе свою. Я последую воле своего народа и признаю мэром тебя. И готов буду тут же уйти на покой.
– Считать монеты можно научить каждого, кто в состоянии орудовать пером, – ответил Шай. – Каждый, кто знает толк в травах, сможет занять пост главного лекаря. Но стражник, обладающий искусством владения мечом и разрубающий Хищника так, что позавидует даже самый опытный плавиец, не рождается каждый день. Ты обяжешь меня, если останешься в городском синедрионе. Если ты готов при своем народе присягнуть мне на верность и поклясться дальше служить Аджхарапу, в ответ я клянусь уважать твое слово на советах и щедро вознаграждать за преданность – мне и городу.
– Ты хочешь оставить меня в синедрионе? – удивленно переспросил Эрбус. – Будь я на твоем месте… Не уверен, что согласился бы видеть в совете того, кто жаждал поста мэра.
– Да, ты жаждал, – подтвердил патриций. – Но опытнее воина Аджхарап не знает. Если ты устал и теперь жаждешь покоя, это твое право. Но если в тебе есть силы и дальше охранять город и говорить свое слово в синедрионе, ты окажешь мне не услугу, но честь. Пусть народ решит.
Громкие крики толпы волнами разнеслись по городу: «Эрбус! Эрбуса в синедрион! Шая в мэры Аджхарапа!»