Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
– Так что же? – спросил Барсуков. – Продолжайте, мы тоже послушаем.
– Да вот солдатик рассказывает…
Русанов не садился. Сукнов молчал и морщил лоб. Он не решался продолжать рассказ.
– Да, это дело нешуточное, – с укоризной, обращаясь то к полковнику, то к Барсукову, молвил Пахом. – Война была, солдаты сражались, а мы не знаем…
Егор позвал гостей в избу.
Солдаты уехали в своей лодке. Барсуков дружески попрощался с полковником и отправился вместе с ними. С реки доносилось пиликанье гармошки.
Крестьяне расходились.
– А какой
Авдотье казалось, что Андрей у всех на речах и что, если бы не он, хунхузов не одолели бы.
«Солдат так уж и есть солдат, – думала девушка. – Пропащая головушка! И жаль Андрея, и сердцу люб. Я его теперь никогда не забуду».
– Андрей-то воевал, – сказал дед Кондрат, не доходя до избы. – А у нас нет ли хунхузов-то?
– Тут я забочусь, – заметил Иван. – Не допущу их!
Все смолкли.
– Наши-то соседи смиренные, – ответил Федька.
– Это еще встарь говорили: на границе не строй светлицы.
– Тут-то не страшно, – подхватил Федя.
Егор вспомнил, как радовался он в свое время, что рекрутчины на Амуре не будет и что дети его не пойдут в солдаты. Но теперь, если бы что-нибудь случилось вроде нападения, про которое рассказал Андрей, он дал бы детям оружие, и сам бы взял его в руки, и пошел бы драться не хуже солдат.
Русанов сидел за столом и при свете керосиновой лампы читал книжку в кожаном переплете. Полковник лыс. Голова и лицо выбриты, оставлены лишь усы. Перед ужином он налил из фляжки полный стакан вина и выпил залпом.
В дверь стали заходить мужики, они рассаживались на лавках и на полу. Вскоре набралась полная изба.
– Вот надо бы оповещать народ… А то не знаем, – снова заговорил Пахом. – Этак вот нагрянут…
– Мало ли ты чего не знаешь, – мрачно ответил полковник, попыхивая трубкой. – Разве дело в хунхузах?
– А в чем же? – спросил дед.
Всем хотелось, чтобы полковник еще сказал что-нибудь. Дед Кондрат подсел к нему поближе.
– Евангелие, батюшка? – спросил он про книгу.
На лице полковника появилось веселое выражение, а густые брови его нахмурились.
Ревет ли зверь в лесу глухом, —стал он читать вслух, -
Трубит ли рог, гремит ли гром, Поет ли дева за холмом, На всякий звук Свой отклик в воздухе пустом Родишь ты вдруг. Ты внемлешь грохоту громов, И гласу бури и валов, И крику сельских пастухов…Он усмехнулся: «Евангелие!» – и не спеша стал набивать трубку.
Мужикам казалось, что он подвыпил.
Полковник Русанов был инженером,
– Вот, дед, ты здесь живешь… Дорвался до земельки – и ничего тебе не надо. А ведь неподалеку, каких-нибудь пятьсот верст, океан. Рядом Китай, Япония… Слыхал о таких странах?
– Слыхали… – отозвались из разных углов мужики.
– У тебя под носом, в тайге, уголь, железо, золото, нефть, из которой делается вот этот керосин и который мы привозим из-за моря, – сказал он, показывая на лампу. – А ты сидишь на релке и в тайгу не ступишь, лапти не замочишь. А вот эти мальчишки, внучата твои, должны построить дороги к морским гаваням, осушить болота, построить города. Тут в море – тьма зверей. А пока что их бьют иностранцы и зарабатывают миллионы на этом, а должны бить мы. Надо заводить корабли, возить товары в чужие земли. Здешней рыбой можно прокормить всю Россию. Золота здесь столько, что каждому русскому мужику в государстве можно построить по дворцу. А вы живете в нищете, безграмотные. Тут нужно проводить железные дороги. А что толковать про несчастных хунхузов?.. Солдатам хочется отличиться, и они врут больше, чем было на самом деле.
– Так надо дороги-то проводить, за чем же дело стало? – спросил дед.
– Казна-то что дремлет? – сказал Егор.
Русанов знал, что не все может сказать мужикам, а если и скажет, то толку не будет. Жизнь и работа на Дальнем Востоке ожесточили Русанова. Он был обижен, озлоблен столкновениями с начальством. Проектам его не давали ходу, они вызывали насмешки. В нем ценили лишь труженика, безответного строителя.
Русанов стал говорить, что надо зазывать сюда новых переселенцев и уметь самим копить богатство, развивать торговлю, учить детей, открывать школы, разведывать леса, воды, развивать промыслы.
– Вот так-то, старина! – в заключение сказал он Кондрату. – А мы скоро проведем телеграф, дотянем его, соединим с сибирским… Просеку расширим.
– «Старина»! А кабана-то кто тебе убил? – ответил дед. – Это мы лапти-то гноим, по тайге лазаем.
Несмотря на комаров, зудивших около лампы, полковник долго еще читал.
Мужики понемногу разговорились между собой.
– А ты, Иван, чего на полу сидишь, – спросил Силин, – разве на лавке места не хватает?
– Привычка! Как-то уютней на полу. Это у нас такая забайкальская форма. Забайкальский канфорт, паря! У нас так же вечерами собираются, играют в карты, рассказывают сказки. Каждый чего-нибудь выдумывает, но никто не перебивает.
– Известное дело, казаки! – тихо проговорил дед.
– Дедушка, не смейся! Вот керосин-то раньше в Расее вы не знали. А на Амуре, гляди, какие товары… Лампы горят.
– Ладно, уж не перебьем! – сказал Силин. – Рассказывай!