АН -7
Шрифт:
— Хорошо, убедила. Но постарайся всё-же, чтобы эти два дня не растянулись на две недели, а уместились хотя бы уж в одну, а то знаю я тебя, — в конце концов, со своей профессиональной колокольни историчка абсолютно права, отдадим ей должное.
— Вы хотите, чтобы и Баннон тоже написал вам книгу воспоминаний? — спросил Циклоп, — Боюсь, нелестного он будет порой мнения обо мне…
— За то, что ты не отстоял и не продавил через Совет полный и самый лучший вариант его проекта новых инсул, а продавил только вот этот обрезок от него, который и был воплощён
— Да, в основном за это. Представляешь, какими уродцами эти новые кварталы выглядят на фоне задуманных и разработанных им?
— Обычно, почтеннейший, по целому ряду причин именно так в реальной жизни и происходит, и ваши новые кварталы — просто ещё один наглядный этому пример. Вы с ним хотели сделать хорошую вещь, а удалось — только её жалкое подобие, и поскольку это произошло не по его вине — естественно, он считает, что это ты не выполнил надлежащим образом своей работы "толкача". Ведь всем нам кажется лёгкой и простой чужая работа, которой мы не делаем сами и не понимаем всех её тонкостей. Ты и сам ведь наверняка не очень-то доволен тем, что он не предложил тебе проекта инсулы эдак на добрый десяток этажей со всеми удобствами мегарских особняков и по цене в сотню шекелей за этаж?
— Ну, ты уж скажешь! — Одноглазый рассмеялся, — Конечно, мне хотелось бы от него проекта получше и подешевле, но ведь я же знал, что лучшего архитектора, чем он, в Карфагене просто нет.
— Вот именно. И он сам это тоже знал, а вас, политиканов с властью, связями и толстыми кошельками, больше сотни, и вы всей сотней не в состоянии понять и оценить по достоинству его проект, решающий проблемы как с жильём, так и с безработицей всей карфагенской бедноты. А главным среди них на тот момент был ты — как суффет города, поскольку твой коллега-напарник был заведомо твоим человеком, не имевшим с тобой разногласий — кого же Баннону ещё и винить в этой кастрации его прекрасного замысла?
— Когда разные люди смотрят на одни и те же события с разных сторон, то и их мнения о них, конечно, различны, — добавила Юлька, — И вряд ли хоть одно из них будет абсолютно беспристрастным. А труд историка в том и состоит, чтобы сравнить эти разные и нередко противоречивые мнения и вычислить истину, которая часто оказывается где-то посередине. И чем больше у него этих разных источников, тем меньше он при вычислении истины сделает ошибок, чересчур доверившись какому-то одному из них.
— Ну, тоже верно, — согласился Ганнибал, покачав головой.
Он успел ещё просветить нас о некоторых тонкостях тогдашней карфагенской политической кухни, которые нам тогда, хоть и не совсем уж простым, но всё-же наёмным солдатам, знать не полагалось, когда вернулась с рыбалки пацанва. Ну, точнее, вернулись ганнибалёныш со слугой-сверстником, а мой Волний с Кайсаром и Мато просто составили им компанию по дороге на нашу виллу.
— Гамилькар! Я думала, ты учишь таблицу умножения, как и обещал, а ты весь день пропадаешь на море? — тут же наехала
— Мы не весь день, тётя Юля, мы с перерывом на обед, — вступился за него мой наследник, — После обеда только рыбачили, а до обеда купались и загорали, и при этом по таблице его натаскивали.
— Точно? А ну-ка, Гамилькар, семью семь?
— Сорок семь!
— Всё с тобой ясно, двоечник! Ну, похвастайтесь хотя бы уловом! Ну-ка, что там у вас? И это — всё, что вы добыли за полдня? — две небольших макрели и акулёныш едва ли намного крупнее их впечатления не производили, — С такими трезубцами, как у вас, впору китов гарпунить, а вы ими акулий молодняк уничтожаете!
— Так ведь все же, не одни только мы! — ответил Кайсар, и это было абсолютной правдой — спортивный промысел мелких и юрких акул успел уже войти в моду у азорской молодёжи, так что наша школота на каникулах просто навёрстывала "отставание" от неё.
— О вас я и не говорю — вы хотя бы уж свою учебную программу шестого класса выучили и сдали. Могли бы, правда, и получше, если бы не лоботрясничали, но раз сдали — с вас взятки гладки, и летние каникулы — это святое. Но Гамилькар получил свои баллы с большой натяжкой, и его ожидает пересдача, а до начала нового учебного года осталось не так уж и много.
— Я выучу, почтенная, — пообещал пацан, — Вечером позанимаюсь, а днём мне с ребятами интересно было.
— С ребятами или с их подзорной трубой? Судя по вашему улову, не трезубцы, а труба была главным орудием вашего промысла. Вы и сейчас ещё там пропадали бы, если бы не начало уже темнеть? Опять по очереди пялились на пляже в трубу на купающихся и загорвющих девушек?
— Я даже догадываюсь, на какую именно, — ухмыльнулся Циклоп, — Светленькая такая лузитаночка с вьющимися волосами из недавно приехавших?
— Ага, Фавста из последнего выпуска "гречанок" Аглеи, — подтвердил я, — Аунья тоже там с ней была?
— Не с ней, папа, — ответил Волний, — Она же акул не ловит, а только купается и загорает вместе со всеми.
— В Оссонобе на них пялились и в Нетонисе продолжают! — проворчала Юлька, — И Аглея тоже хороша! Нашла кого в Нетонис распределить!
— Юля, с другими результат был бы тот же, — прикололся я, — Они у неё все такие — штучного отбора, есть на что попялиться.
— И ты, зная об этом, даёшь своему трубу?
— Вообще-то я ему её подарил, и он вправе пользоваться ей, как ему вздумается. А за хороший вкус — могу только похвалить, — и мы с Одноглазым рассмеялись.
С ганнибалёныша у неё особый спрос оттого, что тот занимается по ускоренной специальной программе — несколько ужатой, чтобы за год два класса проходил. Парень же ровесник моего Волния, и хотя нагнать сверстников ему уже не светит, сократить разрыв ещё можно — когда они седьмой класс окончат, он — четвёртый. Но чудес, конечно, в этом мире не бывает, и учебная нагрузка — практически предельная для пацана. Естественно, не всё у него идёт хорошо, и что-то приходится подгонять и на каникулах.