Анализ мировых систем и ситуация в современном мире

Валлерстайн Иммануил

«Говоря о разделении труда, он [Прудон] вовсе не чувствует потребности говорить о мировом рынке. Вот как! Но разве разделение труда в XIV и XV веках, когда еще не было колоний, когда Америка еще не существовала для Европы, а с Восточной Азией поддерживалась связь лишь через посредство Константинополя, не должно было коренным образом отличаться от разделения труда в XVII веке, когда имелись уже вполне развитые колонии?» [84]

Капиталистический способ производства вовсе не основывается на свободных труде и земле. Скорее, это способ производства, который сочетает труд пролетариев и вовлеченную в коммерческий оборот землю с другими формами оплаты труда и собственности на землю. Существование непролетаризованного труда и некоммерциализированной земли существенно для оптимизации возможностей получения общей прибыли капиталистического мирового рынка по нескольким причинам. Одна из них та, что такое сочетание сохраняет резерв земель для расширения производства первичных продуктов (продовольствия и сырья) при низких накладных

расходах, делая возможным ответ на существенные сдвиги спроса на мировом рынке. Вторая — это сочетание сохраняет резервные источники труда даже в моменты «процветания». Когда возникает потребность в дополнительных рабочих руках, «традиционные» ограничения исчезают с замечательной быстротой. Третья — оно сокращает глобальные издержки, связанные с трудом, позволяя традиционным секторам брать на себя бремя издержек по поддержке детей и престарелых у значительных групп сельскохозяйственных или городских рабочих. Это всегда было особенно верно в отношении периферийных зон мироэкономики и, как говорит Самир Амин, «не вовсе устарело даже сегодня» [85] в качестве неотъемлемой части системы. Несомненно, что непрерывное долгосрочное вековое расширение мироэкономики (даже с учетом непрерывных кризисов накопления, в которых проявлялись противоречия) включало в себя все более интенсивное использование все большего количества земель. С ходом времени постепенно стало менее выгодно использовать формы вознаграждения, отличные от наемного труда. Но они все еще продолжают использоваться частично. Как сказал Маркс:

84

К. Маркс — П. В. Анненкову, 28 декабря 1846 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 27, с. 404.

85

S. Amir. Op. cit., p. 52.

«Речь идет не о том положении, которое исторически занимают экономические отношения в различных следующих одна за другой общественных формах. Еще меньше речь идет об их последовательности «в идее» (Прудон), этом извращенном представлении исторического процесса. Речь идет об их расчленении внутри современного буржуазного общества» [86] .

Или мы можем выразить это в несколько более метафорических терминах Фернана Броделя и рассматривать современный мир как дом из трех этажей: материальной жизни, экономики, капитализма:

86

Маркс К. Введение. (Из экономических рукописей 1857-1858 годов) // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., изд. 2-е, т. 12, с. 734.

«С экономической жизнью мы выйдем из рамок рутины, из рамок неосознанной повседневности. Но экономическая жизнь — это снова закономерности. Древнее и прогрессивное разделение труда вызвало необходимые разграничения и контакты, которыми питается активная и сознательная каждодневная жизнь с ее ничтожными прибылями, с ее микрокапитализмом, который, едва оторвавшись от обыкновенного труда, еще не кажется ненавистным. А еще выше, на последнем «этаже», мы поместим капитализм с его широкой ориентацией, с его механизмами функционирования, который тогда уже казался большинству смертных дьявольским. Что общего имеет такое усложнение, спросят меня, со скромной жизнью в нижней части шкалы измерения? Может быть, все, ибо оно включает эту жизнь в свое движение» [87] .

87

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. Т. I: Структуры повседневности: Возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986, с. 597.

Мы не сможем понять проблему прогрессирующих пролетаризации труда и коммерциализации земли, если мы примем определение капитализма, извлеченное из учения Адама Смита. Свободного рынка никогда не существовало и не могло существовать в рамках капиталистического мира-экономики. Гипотетический свободный рынок — интеллектуальная конструкция, выполняющая такую же интеллектуальную функцию, как понятие движения без трения, функцию стандарта, сравнением с которым измеряют степень отклонения. Капиталисты скорее стремятся максимизировать прибыль на мировом рынке, используя повсюду, где это выгодно и где они в состоянии создать их, легальные монополии и/или иные формы ограничения торговли.

Капитализм развился путем расширения в пространстве своих базовых структур и внутри них путем прогрессивной «механизации» производственной деятельности. Во все возрастающей степени производители прибавочного продукта вознаграждались в форме заработной платы (в чистом виде или в сочетании с оплатой товарами, для которых был возможен расчет рыночной стоимости). Многие доказывали, что типичными чертами капитализма являются тотальная доступность всего труда и всей земли в качестве товара, ориентация всей производственной деятельности на создание и присвоение прибавочной стоимости. Но ни в какой момент времени, включая и наши дни, эти типичные черты не были исключительными чертами. Несомненно, они становились во все большей мере господствующими, но на самом деле капиталистическая миро-экономика характеризуется сочетанием свободного и «несвободного» труда, свободной и «несвободной» земли.

По мере того как капиталистическая мироэкономика асимптотически

приближается к полному торжеству рыночных принципов, обостряются социальные, экономические и прежде всего политические противоречия системы. Капитализм в связи с этим окончательно разрушает свой «защитный слой» (говоря словами Шумпетера), с полной ясностью показывает природу своей эксплуататорской системы, и делая это, обеспечивает социальную базу для завершения процесса, для преодоления капитализма как системы. Это не автоматический процесс. Он осуществляется организованной оппозицией угнетенных слоев. Ключевой пункт, однако, состоит в том, что сами процессы развития капитализма подрывают политическую силу системы.

Я хотел бы закончить на этой ноте цитатой из Шумпетера, которого я оцениваю как самого изощренного из защитников капитализма, наиболее ожесточенно схватившегося в борьбе с ключевыми аргументами Маркса:

«Мы заново открыли то, что с иных позиций и, как мне кажется, недостаточно обоснованно нередко утверждалось и раньше: что капиталистической системе органически присуща тенденция к саморазрушению, которая на ранних стадиях вполне может проявляться в виде тенденции к торможению прогресса. Я не стану задерживаться на повторении того, каким образом объективные и субъективные, экономические и внеэкономические факторы, усиливая друг друга во внушительном аккорде, вносят свой вклад в достижение этого результата, и на доказательстве того, что уже и так ясно, а в последующих главах станет еще яснее, а именно, что все эти факторы ведут не только к разрушению капитализма, но и к возникновению социалистической цивилизации. Все они указывают в этом направлении. Капиталистический процесс не только разрушает свою собственную институциональную структуру, но и создает условия для возникновения иной структуры. Наверное, все-таки разрушение — не совсем удачное слово. Возможно, мне следовало бы говорить о трансформации. Ведь этот процесс ведет не просто к образованию пустоты, которую можно заполнить всем, что ни подвернется; вещи и души трансформируются таким образом, что становятся все более податливыми к социалистической форме жизни. С потерей каждого колышка, на который опиралась капиталистическая система, усиливается возможность осуществления социалистического проекта. В обоих этих отношениях видение Маркса оказалось верным. Мы также можем согласиться с ним и в том, что основной движущей силой той конкретной социальной трансформации, которая происходит у нас на глазах, является экономический процесс. Та часть марксистской аргументации, которую наш анализ, если он верен, опровергает, имеет для нас в конце концов лишь второстепенную важность, как бы ни была велика та роль, которую она играет в социалистическом учении. В конце концов разница между тем утверждением, что загнивание капитализма есть результат его успеха, и тем, что это загнивание есть результат его несостоятельности, не так уж велика». [88]

88

Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995, с. 222.

Я, как и Шумпетер, верю, что мы живем на ранних стадиях перехода от капитализма к социализму, который происходит «у нас на глазах». Одна из причин, почему нам интересно анализировать «переход от феодализма к капитализму», — это помогает нам понять, как реализуются такие сравнительно редкие преобразования. Имея это в виду, важно подчеркнуть, что подобные переходы переживают не «общества в национальных границах» и тому подобные конструкции. Их переживают миросистемы. Разумеется, повторю еще раз, преобразование такого размаха не может совершиться за день, месяц или год. Это процесс перехода. Это означает, что преобразование состоит из множества частичных изменений, больших или меньших, которые включают, конечно, приход к власти в существующих государственных структурах социалистических режимов, которые применяют, насколько в силах это сделать, внутри все еще существующего капиталистического мира-экономики социалистические формы и социалистические ценности. Эти усилия — часть процесса перехода. Они не обязательно воплощают окончательный продукт качественных изменений. «Видение Маркса оказалось верным», —сказал Шумпетер. Но сам Маркс предупреждал нас не воспринимать его взгляды как детальное пророчество. Будущее будет разворачиваться постольку, поскольку мы будем его разворачивать, в рамках тех ограничений, которые задает нам реальный мир.

КЛАССООБРАЗОВАНИЕ В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ МИРОЭКОНОМИКЕ

Понятие общественного класса было изобретено в рамках капиталистической мироэкономики, и, вероятно, его использование наиболее полезно, если мы применяем его как исторически специфическое именно для этого типа миросистемы. При удалении от диалектической динамики и движении в сторону превращения в формальную модель классовый анализ теряет способность объяснять действительность.

Итак, мы хотим заняться анализом классов как эволюционирующих и изменяющихся структур, укрытых постоянно изменяющимися идеологическими покровами, чтобы увидеть, кому именно в условиях конкретного времени выгодно определять классовую принадлежность в тех или иных концептуальных терминах. Что мы особенно постараемся показать — так это факт, что альтернативные восприятия социальной реальности вполне конкретно влияют на возможность убедить классы следовать своим интересам. В особенности нас интересуют два спорных аспекта основополагающей парадигмы анализа: является ли класс понятием, связанным с представлением об обществе как поляризованной структуре, или мультимодальным понятием? Является ли принадлежность к классовым группировкам более значимой, чем принадлежность к «статусным группам» или этно-нациям, или нет? Мы докажем, что споры об этой парадигме в конечном счете оказываются решающими спорами и играют центральную роль в классовой организации.