Анализ мировых систем и ситуация в современном мире
Шрифт:
Однако это не то, что буду подразумевать под «кризисом» я. Я буду использовать термин «кризис», имея в виду нередкие обстоятельства, при которых историческая система уже эволюционировала до такой точки, где кумулятивный эффект ее внутренних противоречий делает для системы невозможным «разрешить» свои дилеммы «корректировкой» действующих институциональных моделей. Кризис — это ситуация, в которой кончина существующей исторической системы неизбежна и в которой, следовательно, заложены основы для реального исторического выбора: какого рода новую историческую систему строить или творить.
Позвольте мне дать обзор моих исходных положений, чтобы как можно лучше прояснить предмет обсуждения. Краткое описание кризиса содержит 6 исходных
(1) Имеющей смысловое значение единицей социального анализа является историческая система, непрерывный процесс социального разделения труда, организованного в соответствии с некоторыми основополагающими принципами (или тем, что иногда называют «способом производства»). Эта целостность, историческая система, существует в реальном пространстве и времени, которые, будучи частью ее описания, должны быть определены. Пространство, однако, не обязательно является неизменным для разных моментов времени. Это означает, что система может «расширяться» (или «сжиматься»). Говоря о «разделении труда», мы подразумеваем существование ряда структурированных процессов производства, протекающих в некоторых политических рамках и имеющих некое культурное выражение, хотя и то и другое не обязательно должно быть простым.
(2) Каждая историческая система проживает свою жизнь — начало, развитие и (возможно) конец. Продолжительность этой жизни, естественно, варьирует, период жизни многих из существовавших крупномасштабных систем («миросистем») длился по 400- 500 лет или более. Структуры, лежащие в основе таких исторических систем составляют longue duree по Броделю. Внутри такой longue duree происходят циклические процессы, составляющие conjunctures. Различия, проводимые между конъюнктурными и структурными процессами, то есть между циклическими ритмами и вековыми тенденциями конкретной исторической системы, представляют собой решающий элемент анализа.
(3) Противоречия существуют во всех исторических системах. Говоря о противоречиях, я не имею в виду конфликты, которые, конечно же, тоже наличествуют. Противоречия имеют отношение к давлению со стороны структур, которое заставляет те или иные группы двигаться одновременно в двух противоположных направлениях. Поскольку группы в нормальной ситуации разумны, преследуют свои интересы и не страдают шизофренией, то причина, вызывающая одновременное движение в противоположных направлениях, только в том, что их непосредственные интересы вступают в противоречие с долговременными интересами. Для того чтобы решить свои сиюминутные проблемы, вызванные циклическими колебаниями, они склоняются к поведению, которое в свою очередь порождает долгосрочные тенденции, подрывающие дееспособность системы.
(4) Из того, что противоречия неизбежны, следует, что каждая историческая система будет в конечном счете подрывать свои способности к выживанию. Вот почему мы можем говорить о неизбежном конце исторических систем. Однако с точки зрения индивидуального жизненного цикла это процесс медленный, и степень того, насколько какие-то группы могут ускорить приближение неизбежного конца с помощью любого волюнтаристического «великого скачка», ограничена. Это не означает, что организованная оппозиция лишена какой бы то ни было функции в исторической системе. Скорее можно сказать, что организованная оппозиция сама по себе является продуктом системы, эндогенна ей и, следовательно, является частью того же долгосрочного развития структур системы.
(5) Когда противоречия достигают определенного уровня интенсивности, можно говорить о том, что историческая система вступила в «кризис». Иначе говоря, становится относительно ясно, что если система продолжит движение в том же направлении, в котором она развивалась (и на самом деле будет продолжать развиваться), она не слишком долго будет оставаться жизнеспособной. Конец уже виден. Корректировки, которые по-прежнему производятся для преодоления продолжающихся циклических трудностей, начинают трансформировать структуру таким образом,
(6) В то время как кончина несомненна, поскольку несомненны противоречия, вопрос о том, что следует за переходом, остается, с исторической точки зрения, открытым. Не существует неизбежной долгосрочной линии человеческой истории, которая гарантировала бы, что каждая последующая фаза является более прогрессивной, чем предыдущая фаза. Совсем наоборот. Мы знаем много очевидных случаев когда последующие системы в сущности стояли наравне с предшествующими, а некоторые оказывались совершенно регрессивными. С другой стороны, мы также знаем случаи, когда был прогресс. Прогресс вполне возможен, он просто не является неизбежным.
В то время как в стабильно текущих структурных процессах исторической системы волюнтаристскому «ускорению» противоречий принадлежит небольшая роль, в момент кризиса или трансформации роль морально-политического выбора существенно вырастает. Как раз в этих случаях справедливо говорить о том, что «человек сам творит свою историю».
Высказывая эти шесть положений, я некоторым образом вынужден допустить вопрос: «мировой кризис или мировая трансформация»? Кризис, как я его определил, обязательно означает трансформацию. Вопрос скорее состоит в том, трансформацией во что обернется наш мировой кризис? И будет ли наследующая нам историческая система (или системы) хуже, такой же или лучше? То есть наш исторический выбор — реальность, что и оправдывает этот проект «новой социальной мысли».
Мои аргументы до этих пор были достаточно абстрактными. Я рассматривал, как действует любая историческая система. Мы же живем в очень специфической системе — современной миросистеме или в капиталистической мироэкономике. Позвольте мне, в связи с этим, еще раз сформулировать свои шесть положений, на сей раз под углом зрения специфических параметров этой особой исторической системы.
(1) Современная миросистема — это капиталистический мир-экономика. Это описание ее формальной структуры и ее способа производства, двух сторон одной медали. Это мир-экономика в том смысле, что границы социального разделения труда обширны и охватывают многообразные культурные регионы (вот почему «мир»), и здесь нет единой унифицированной политической структуры (поэтому это не «мир-империя»). Тем не менее эта система обладает политической надстройкой. Эта надстройка представляет собой сеть «суверенных государств», которые являются членами «межгосударственной системы» и определяются как таковые ею же. Социальная и политическая реальность и значение «межгосударственной системы» гораздо больше того, что можно было бы предположить, имея в виду ее чрезвычайно тонкий и эфемерный организационный аппарат.
Этот мир-экономика является капиталистическим в том смысле, что он базируется на действии «закона стоимости», которое включает распределение вознаграждений в пользу тех, кто отдает предпочтение бесконечному накоплению капитала. Это не означает, что каждый действует на основе закона стоимости, просто институциональные механизмы мироэкономики построены так, чтобы материально вознаграждать или наказывать, исходя из приверженности этим принципам (или за их нарушение).
Капиталистическая мироэкономика выработала определенные системные формы культурного давления для поддержания действия этих механизмов. Формы давления, которые стремятся дисциплинировать рабочую силу и направить ее в определенное русло, стали называться расизмом и сексизмом. Формы давления, которые стремятся дисциплинировать и направлять в определенное русло мировые кадры профессионалов, или «средние слои», мы стали называть рационализмом, или универсализмом, или «наукой».